– Знаю.
– Двое суток не жравши…
– Знаю.
– Раненые…
– Все знаю, рядовой Волохов, но немца с высотки выбить надо!
– И что дальше?
– Выполним приказ. Выбьем немца и…
– И погибнем…
– Если этого требует Родина – погибнем! – заорал из угла раненый особист. – И если ты с этим не согласный, я прям счас тебя, шкура, расстреляю!
– Тихо, тихо, рана откроется, Алексей Алексеевич! – запричитала медсестра, удерживая порывавшегося встать раненого старшего лейтенанта.
– А кто немца бить будет, если вот так, сдуру, людей класть? А? – тихо проговорил Волохов. – С тебя, старлей, вояка – только перед строем расстреливать сопляков напуганных! Кто их учил воевать, кто? Кто супротив танка с винтарем выйдет, ты? Потому не ори и не дергайся, дай разобраться людям, как поступать. Ежели что, потом увидим, кто сволочь, а кто нет. Токо до того времени надо дожить и немца изничтожить. – Все это Волохов говорил тихо, вполголоса.
Ротный напрасно с опаской поглядывал в сторону особиста. Тот молчал. Из-за шторки медсестра махнула рукой:
– Сознание потерял.
– Так вот, Волохов, – облегченно вздохнув, тихо заговорил лейтенант. – Связи нет, что вокруг творится, мы не знаем. Посылал разведку в тыл, за лесом напоролись на немца, еле ушли. Там, где батарея стояла, никого нет, видно, что ушли еще вчера, а может, раньше. Почему нас никто не предупредил об отходе, не ясно, но поскольку приказа такого мы не получили, сам понимаешь…
– Понимаю, – вздохнул Волохов.
– Согласно уставу…
– Если бы на войне все шло согласно уставу, лейтенант… Выводить людей надо. Выводить, иначе без толку ляжем…
– Дак тогда трибунал… – Лейтенант кивнул в сторону раненого.
– Перед судом, если придется, ответишь, лейтенант, то не страшно. На тебе сейчас ответственность за жизни солдат, а ты об чем думаешь? Выведешь батальон, мы еще немцу дадим прикурить.
– Не знаю, правда, не знаю, что делать, подумать надо… – Лейтенант прямо и открыто посмотрел в глаза Волохову.
– Думать некогда, командир, немцы утром ударят, там танки подтянулись, слышно было. Уходить надо немедля, нет у нас чем их остановить, нет гранат, нет патронов, нет ничего, кроме злости. Сдохнуть, конечно, можно, только тогда кто их бить будет? Отойдем, пока нас плотно не окружили, выйдем к своим, вооружимся и будем драться. Я, старый солдат, другого пути не вижу.