– Хотела ты, Аня Гордеева, платье в пол, так на – получи, платье в снег!
– Вселенная всегда исполняет наши желания наилучшим образом, – галантный старик поклонился и приподнял свою старомодную шляпу, чтобы поприветствовать Анну, проходя мимо.
Откуда он взялся в своем темно-синем камзоле, расшитом золотом, на вечерней улочке Питера?!
– Артист театра оперетты Евгений Ежов, – хитро улыбнулся пожилой человек, прочитав на Анькином лице неподдельное изумление. – Совершаю вечерний моцион после спектакля, честь имею откланяться.
Артист второй раз слегка поклонился и проследовал дальше по улице, явно наслаждаясь произведенным на барышню впечатлением.
Аньке и так почему-то не было холодно, а тут просто на душе потеплело. Она смотрела вслед удаляющемуся синему камзолу, пока силуэт не растворился в набиравшем силу снегопаде. Впрочем, возможно старик просто свернул в один из внутренних дворов.
И тут Аньке захотелось раскинуть руки и кружиться под этим снегом, как когда-то давно она это делала в детстве, ловить горячими губами падающие снежинки. Она спустилась с тротуара на расчищенную до асфальта дорогу, чтобы не убиться на льду, и кружилась, кружилась, кружилась… Ее хрупкая фигурка танцевала, ввинчиваясь в пространство, в этот снегопад, в волшебную атмосферу Питера, наматывая на себя, как белый пуховый платок, его тепло и душевность.
Да, платок бы, кстати уже пригодился.
– Девушка, Вам из кареты плед передали, – черный блестящий мотоцикл затормозил прямо перед Анькой.
Грузный лобастый байкер, лет под пятьдесят, как и положено, – в косухе и весь в заклепках, на самом деле протягивал Гордеевой обычной плед в крупную клетку. Анька видела такие летом – на открытых палубах прогулочных катеров ими укрывали туристов. Еще похожие пледы раздавали на террасах летних кафе. Получается, и зимой конные экипажи для туристов были экипированы пледами.
– Из какой кареты? – промямлила Анька, окончательно теряя сцепление с реальностью.
Сначала артист оперетты в камзоле, потом байкер на блестящем мотоцикле -да она с роду с такими людьми не общалась и даже не сталкивалась.
Байкер, заметив ее тотальное смущение и растерянность, улыбался уже как добрый снеговик из Анькиного детства. Лицо у него было крупное, как бы слепленное наспех.
– Берите, берите, так комфортнее танцевать на морозе, – усмехнулся добряк, поблескивая заклепками.