Мы бежим от него и в писании скрыться вольны.
Только призрак прекрасный над гением снова смеется.
– Кто она? – я спросила, – Душа убиенной жены.
– Как могли вы? – Я мог, -повторил он, как горное эхо,
И расплакался вдруг, как ребенок, почуяв беду.
И я к морю бежала, и помнила снова про это.
Ночь прекрасной была, но я знала к нему не приду.
И сидел он один, и в саду, где усталые птицы,
Все взирали угрюмо, хранили покой свысока
Будет долго потом мне старик этот призрачный сниться.
И свечу погасила прекрасная в кольцах рука.
– Навести его, детка, -она мне, склонившись, сказала, —
Я сама умерла, он не винен, он просто Старик.
И погасши давно, та звезда мне во мраке мигала,
И забылся опять он в романах прекрасных своих.
Никого не впускал в этот мир свой чудак деловитый.
А меня вдруг окликнул с порога так странно:-Постой.
В доме не было окон, а двери так плотно закрыты,
Что какие-то птицы разбились, просясь на постой.
Тот век серебряным назвали. Грозный шут
И грозный шут, игравший короля,
С усмешкой пред реальностью пасует,
Все это было, только было зря,
Художник мир иллюзий нарисует,
Там скроет маска злобное лицо
От зрителей, любивших веселиться,
И грустный шут расскажет им потом,
Как он сумел в тумане раствориться.
От части власти отломив кусок,
Он был король на миг, на век изгоем.
Он не решился стать во тьме, потом,
И спит, и видит он себя героем.
Но что там остается за чертой
В созвездиях, над ними он не властен,
И целый мир останется потом
Лишь отблеском его былого счастья.
И грозный век, пылающий в огне,
Каких-то ненаписанных сказаний
Он в зыбком сне несет опять ко мне,
Сквозь пелену прозрений и признаний.
Там призраков забытых хоровод,
Сто лет назад растаявших в тумане,
Один в каморке шут устало пьет,
И верит, что он жизнь и смерть обманет
Усталые звезды искрились, и море хрипело…
И в первый день творенья… Мой Фауст
Усталые звезды искрились, и море хрипело,
Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела,
И облачных тройка коней уносилась к закату,
Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.
Двенадцать героев на берег морской выходили,
Хранили тот остров, и сказки и песни любили
Послушать во мгле, не утихнуть уже звездопаду
И чуду творенья мы были с тобою так рады.
Останутся снова поэмы и песни, и страсти,
Поэты в забвенье, и Слово в неведомой власти.
Останутся в мире лишь первые звуки творенья,