Понравилась царю эта речь, созвал он славных князей, отважных воевод да могучих богатырей и сказал:
– Тому из вас, кто сослужит мне службу да отыщет царевну, которую ветер перелетный унес, отдам я Любаву в жены да полцарства в придачу.
Переглянулись князья, богатыри да воеводы, посовещались и отвечают:
– Эта задача, государь, для нас непосильная. Нет среди нас добровольцев, согласных на поиски дочери твоей отправиться.
Вышел тогда вперед Иван-царевич и говорит:
– Царь-батюшка, раз никто не берется сослужить тебе службу, благослови меня в путь-дорогу дальнюю! Пойду я на поиски сестры моей пропавшей, и никакого царского жалованья мне за это не надобно.
– Хорошо! – отвечает царь. – Благословляю я тебя на дело праведное! Бери из казны золота, серебра да каменьев драгоценных сколько требуется. Коли помощь тебе нужна, забирай дружину царскую – и пеших, и конников. Да оружие выбери самое лучшее, чтобы смог ты с врагами на равных сражаться.
– Спасибо тебе, царь-батюшка, только не возьму я ни золота, ни серебра, ни каменьев драгоценных. Не нужна мне дружина, обойдусь я и без оружия. Возьму с собой лишь гусли-самогуды да сухарей котомку. Ежели через три года назад в родное царство не вернусь, выбирай себе нового наследника.
Помолился Иван-царевич и отправился, куда глаза глядят. Долго ли он шел, коротко ли, низко ли брел, высоко ли – скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. С утра до вечера добрый молодец все прямо да прямо шагал, а как ночь наступала, на травушку-муравушку шелковую ложился да под сводом небесным с яркими звездами словно под покрывалом широким спал. Шел он так, шел, пока не добрался до леса дремучего. Подошел Иван поближе, слышит: что-то трещит в лесу, гремит, завывает.
– Что ж, – думает царевич, – двум смертям не бывать, а одной не миновать!
Отправился он в самую лесную чащу страху в глаза посмотреть. Добрался до опушки, видит: два чертика дерутся. Один друга своего дубом коренастым колотит, а второй сосной высоченной отбивается. Мутузят они друг друга со всей бесовской силы, аж искры из глаз летят! Подошел к ним Иван поближе, снял гусли с плеча да заиграл плясовую. Опешили черти, а потом как пустились трепака наяривать, что пыль аж до самого неба поднялась. Плясали они так, плясали, пока не уморились, да на землю не повалились. Спрашивает их тогда царский сын: