– Мы приехали из посёлка Жезкент, который находится в северной части Семипалатинской области на границе с Алтайским краем. В 1991-ом году ступили на немецкую землю в Брамше. Мать, братья, сёстры переехали позже – летом 1993-го года.
– Расскажите немного о Ваших родителях. Как они оказались в Семипалатинской области?
– Мои исторические корни ведут в Германию, в землю Гессен, откуда предки по приглашению Екатерины II переселились в Поволжье, в местечко Гуссенбах. Поколения сменяли друг друга, обрабатывали земли, дробились. Но в конце девятнадцатого века встал вопрос нехватки земли. В 1893 году была проведена земельная реформа, в результате которой можно было получить в льготное пользование наделы необжитых земель в Сибири и приграничных районах тогда ещё диких степей киргизо-кайсаков (Казахстан). В 1906—1909 годах после второй земельной реформы, называемой Столыпинской, началось туда массовое переселение крестьян-переселенцев, в их числе и немцев-колонистов. Среди них были мой дед Егор Бейдель и его жена Анна-Елизабетт (в девичестве Кехтер). Там, в немецком поселении Орловка, и родился у них сын – мой отец Иоганн. Во время Второй мировой войны он был призван в трудармию в Нижний Тагил. Вернулся к семье только в 1947-ом году, и сразу был взят на комендатурский учёт. Так и прожил он безвыездно в Орловке всю свою жизнь: сначала насильственно, потом по привычке. Там и умер в 1979-ом году. У моей матери, Берты Бейдель, в девичестве Цорн, – своя история.
– Как мне известно, семья у Вас была большая. Проживание в немецких посёлках имеет свои особенности. Что запомнилось Вам с детства? Возможно, в посёлке сохранялись какие-то традиции, в семье – ритуалы?
– Наш посёлок по вероисповеданию – лютеранский. Главными праздниками были Ostern/ Пасха и Weihnachten/ Рождество. Хорошо запомнился период с 1954 по 1955 год. В селе тогда ещё не было электричества, пользовались керосиновой лампой. Трудно было различать лица собиравшихся по вечерам в комнате, где часто проходили обмен местными новостями и лузгание семечек. Ещё вспоминается Рождество, где я боязливо рассказывал какой-то стих на немецком. Кстати, до 1955-го года, когда пошёл в первый класс, не знал ни слова на русском языке. Помню, что на Рождество обязательно приходил Pelznikel, гремя цепями. Это – устрашающий персонаж в маске, с вывернутой наизнанку длинной шубой с длинным мехом, с грозным посохом и большим мешком за плечами. О своём приходе он извещал ударами в дверь замёрзшими коровьими лепёшками.