– Я удивлен, что она не побежала к императору. Тэкере ведь известно, что тот связан с Эйвазом?
Сейджин сумрачно кивнул:
– И побежала бы, если бы мне не удалось каким-то чудом ее остановить. Едва только Тэкера пришла в себя, она сразу же накинулась на меня с вопросами о произошедшем. Ей с трудом верилось, что император согласился прийти на помощь синсэнгуми. К счастью, Тэкера поверила, ведь Муцухито также нужны сильные союзники.
Вопросов не осталось. По крайней мере, со стороны Сакураи. Однако Сейджин решил, что разговор еще не окончен:
– В связи с моим отбытием, есть одна вещь, с которой я могу обратиться только к тебе.
Сакураи сдвинул брови в своей привычной манере, уже заранее предчувствуя, что услышанное ему не понравится.
– Я хочу, чтобы ты присмотрел за Тэкерой в мое отсутствие.
Тэтсуя ожидал чего угодно, но только не этого. Слова друга даже заставили его поперхнуться.
– Неужели ты не можешь попросить об этом того же Хидеаки, к примеру? Все же они росли вместе. Или, насколько я знаю, вы нашли себе еще одного компаньона.
Видя, что для Сейджина это недостаточно весомый аргумент, охотник за головами добавил, уже спокойнее:
– Ты и впрямь думаешь, что она вот так просто согласится, чтобы за ней кто-то присматривал? Это же смешно!
– Хидеаки не будет таскаться за ней на миссии, у него и так дел хватает, – Сейджин тут же поймал недоуменный взгляд друга. В том ясно читалась фраза: «можно подумать, у меня их нет», и потому, мечник примиряюще поднял ладони: – А тому Стражу я не особо-то доверяю. И потом, ты тоже не сидишь на месте, вот и будет с кем истреблять врагов.
Сакураи закатил глаза, раздумывая, чем ему все это может аукнуться. Да, он и впрямь постоянно следит за порядком, избавляя мир от всяческих источников опасности, но он привык работать один. А тут придется еще и присматривать за упрямой девчонкой в ущерб себе. И на сколько все это затянется – неизвестно.
– Мне и впрямь больше не к кому обратиться.
Сакураи продолжал угрюмо молчать. Его ужасно раздражал тот факт, что он абсолютно точно будет чувствовать себя самой настоящей скотиной, если откажет единственному другу. И почему в подобные моменты начинала говорить эта предательская совесть.
Стараясь не думать о том, что, возможно, совершает самую большую ошибку, Сакураи пробубнил: