– Но… – я кладу похолодевшую ладонь на живот, не веря услышанному. Никогда прежде мне не намекали на лишний вес. Знаю, что за лето набрала несколько килограммов, но была уверена, что это связано с неизбежным взрослением.
– Да забей, все не так страшно, – заключает Крис.
Я замечаю, что все девчонки неловко косятся в мою сторону. Оказывается, что не обязательно раздеваться, чтобы оголиться. Они чувствуют мое смятение, но вместо поддержки просто переводят тему, оставляя меня наедине с услышанным.
На втором уроке становится хуже. Я не могу усидеть на месте. Мне кажется, что все только и делают, что смотрят на меня.
– Можно выйти? – прошу я, и учитель кивает.
Закрывшись в одной из туалетных кабинок, я поднимаю футболку и втягиваю живот так, чтобы не осталось даже намека на складки. Выдыхаю и понимаю, что в расслабленном состоянии он действительно выпирает. Но я все равно решительно не понимаю, что в этом смешного.
Вернувшись на урок, я прикидываюсь больной и иду в медпункт, где разыгрываю целый спектакль, чтобы меня отпустили с занятий.
Оказавшись дома, стягиваю с себя всю одежду и подхожу к зеркалу. Мое тело меняется, и это неизбежно. Все происходит так, как должно. Убеждаю себя, что все будет в порядке. Я всего лишь взрослею, и в этом нет ничего страшного. Но в ушах с новой силой раздается противный смех. Нужно забыть, просто выкинуть из головы произошедшее сегодня. Завтра об этом никто не вспомнит. В конце концов, это же я. Не стану ведь я предметом насмешек одноклассников? Они не испортят мне жизнь.
Конечно, нет. Я сделаю это сама.
Я спускаю с поводка Пломбира, и он радостно бежит в покрытую капельками росы ярко-зеленую траву. Утреннее солнце слепит глаза и по-весеннему греет кожу. Май всегда нравился мне больше остальных одиннадцати месяцев. У нас с ним особенно теплые отношения. С его приходом мои будни наполняются насыщенными цветами. Никаких приглушенных оттенков. Сама жизнь обагряется в кричащие, возможно, чересчур пестрые краски. А ведь мои волосы стали фиолетовыми в один из таких майских дней четыре года назад.
– Мальчик, – зову я собаку, – идем домой.
Пломбир, моя обычно послушная самоедская лайка, ложится на спину и принимается кататься по земле.
– Только не это, – я направляюсь к нему, но замираю, заметив ни с чем не сравнимую радость на его белоснежной мордочке. Глаза-бусинки полуприкрыты, с кончика розового языка капает блестящая на солнце слюна. – Балдеешь, значит? Ты же сейчас весь перепачкаешься.