Валя, прикоснувшись к земле, во многом поменялась, будто земля обладала волшебными качествами. Даже правильнее сказать, не поменялась, а отре шилась. Она не перестала быть веселой, в принципе бабой, но вектор ее стремлений был направлен все больше в сторону деревни, молчаливых и нескончаемых дел.
Лето – в деревне. Все сразу вспомнилось из детства. Где полянка безоглядная с земляникой. Где грибов белых море. Где травка какая полезная. А как же работа? Я даже сало сама копчу. Чао, работа! У меня уже пенсия, между прочим, досрочная. А в осенне-зимний период я убираюсь в квартире известной артистки, она в группе поет. И еще в одной семье. Нет, мне не стыдно. Я ж не ворую. А что – Саша? Он устроен. У него полставки в банановом институте. В Патриса Лумумбы. В Дружбе народов. Как что делает? Преподает. Архитектуру. А Машенька на журфак пошла. С университетом нет, не получилось, да говорят, что там плохо. Другой вуз. Ну как же там Машу хвалят! Замуж – нет, не вышла. Да что вы, зачем ей замуж.
Действительно, зачем? С подружками, по швейке еще, Маша ходила на дискотеки, с хором ездила на выступления. Отличное время. Анапские лагеря, подмосковные базы отдыха. Институтские сокурсники для дружбы не подходили – кто-то был уже семейный, а кто и с детьми. Мама не контролировала, везде отпускала. Доверяла и любила. А Маша ничего предосудительного и не делала. Сама шила себе наряды, иногда, очень редко, просила купить ей кофточку или платьице. Родители не отказывали, изыскивали средства. Не лентяйка в мать, мечтательница в отца, Маша вырастала во всегда сияющую, лучезарную и неунывающую девушку. Внешность тоже была располагающей. «Красавица», – сказала однажды ей мать, и Маша ей сразу поверила. Машин природный оптимизм привлекал многих, и мужчин тоже. Даже были отношения в меру серьезные. Но, только встретив Федора, Маша поняла – мое.
А в это время Валентина Егоровна приводила себя в форму. Сначала захотела просто похудеть, элементарно было тяжело носить на себе сто десять килограммов. Тупо ничего не ела, только глотала вату, смоченную в компоте, и пила бесконечные отвары из одной ей ведомых трав. Подруги остерегали, Валя же, получив от земли уверенность, а от Саши долгожданное внимание, с пути не сворачивала, шла, как умела, до конца. И результат начал проявляться. Сперва постепенно, потом стремительно. Саша уезжал в Пятигорск к матери и братьям, почти месяц его не было. Так вернулся – честно не узнал жену. Ноги палочки, попа – сдутый мяч, сиськи тоже уже не подушки, скорее наволочки. Даже вены, всю жизнь вздыбленные на ногах макетом кавказских гор, и те Валя как-то уменьшила, выправила. Правда, и волосы поредели, лицо похудело, сползло, взялись откуда-то многочисленные морщины, на лбу так вполне себе канавки. Но Саша про верхний этаж не стал упоминать. «Здорово!» – сердечно и искренне сказал про впечатление. А Вале вроде бы и не надо уже его похвал. Отсырели чувства. Это она поняла еще в процессе изменения себя.