Иностранная литература №03/2012 - страница 2

В романе “Лимпопо” – дневнике барышни-страусихи, переведенном на язык homo sapiens и опубликованном Гезойёчем – мы попадаем на страусиную ферму, расположенную “где-то в Восточной Европе”, обитатели которой хотят понять, почему им так неуютно в неплохо отапливаемых вольерах фермы. Почему по ночам им слышится зов иной родины, иного бытия, иного континента, обещающего свободу? Может ли страус научиться летать, раз уж природой ему даны крылья? И может ли он сбежать? И куда? И что вообще означает полет?

Не правда ли, знакомые вопросы? Помнится, о такой попытке избавиться от неволи нам рассказывал Джордж Оруэлл в “Скотном дворе”. И о том, чем все это кончилось. Позднее совсем другую, но тоже “из жизни животных”, историю нам поведал американец Ричард Бах в своей философско-метафизической притче “Чайка по имени Джонатан Ливингстон”. А наш современник Виктор Пелевин в своей ранней повести “Затворник и Шестипалый”, пародируя “Джонатана”, сочинил историю о побеге двух цыплят-бройлеров с птицекомбината имени Луначарского, которые тоже, кстати, ломают голову над загадочным явлением, которое называют полетом.

Что из этого получилось – судите сами.

Весть о том, что где-то неподалеку какие-то пришлые бизнесмены занялись разведением страусов, в наш город привез заезжий удмурт. И с тех пор я все собираюсь туда наведаться. Когда я услышал об этом впервые, мне стало грустно. Страусы? В наших краях?

В эпоху социализма, к тому же в нашем умеренном климате, периодическое повторение некоторых событий являлось всегда своеобразным знамением, предвещающим что-то чарующее и необыкновенное. К примеру, при Чаушеску в течение всего года невозможно было купить апельсины – исключением были лишь предрождественские недели, да и то до поры до времени. Так что первый оранжевый блеск в вечно темных витринах или таинственной глубине магазина свидетельствовал о приближении праздника убедительней, чем все волнующие приготовления к Светлому Рождеству в дни Адвента. Когда я замечаю апельсин на какой-нибудь дальней полке, у меня и сегодня радостно ёкает сердце. Красная, похожая на круглые леденцы, редиска и золотистый бобовник предвещали приход весны, черешня – наступление лета, словом, так это было у нас – в условиях умеренного климата и народной демократии.