Иностранная литература №07/2012 - страница 10

Перевод публикуемого текста выполнен по изданию “J.-A. de Révéroni Saint-Cyr. Pauliska ou la Perversité moderne” [Paris: Editions Payot&Rivages, 2001].

Спасаясь от наступления казаков, молодая вдова графиня Паулиска вместе с малолетним сыном Эдвински и своим возлюбленным Эрнестом бежит из Польши; судьба разлучает ее с сыном, затем с возлюбленным; после множества невероятных приключений герои воссоединяются, и Паулиска сочетается браком с Эрнестом. Странствия графини Паулиски, выстроенные по канонам просветительского романа, представлены как серия эпизодов, объединенных общими героями, действующими в основном в декорациях готического романа. Пародийная линия произведения связана с Эрнестом, чьи приключения изложены в виде вставного рассказа.

…Бежав из Варшавы от наступающих отрядов русских казаков, графиня Паулиска, волею судьбы разлученная с сыном, прибывает в замок химика-маньяка барона Ольница.

Дорога до Уста превратилась в сплошную череду страданий; бóльшую часть времени я провела без сознания, а потому даже не заметила, как очутилась в карете барона. Слезы застили мне глаза, сердце томилось от горя. Изнуренная, я наконец заснула, но вскоре ощутила острую боль в руке. Вздрогнув, я моментально проснулась. Из ранки на запястье сочилась кровь. “У вас случился сильнейший нервный припадок, и как я ни старался удержать вас, вы впились зубами в собственную руку”, – холодно произнес господин Ольниц, и глаза его сверкнули странным блеском; но тогда я не придала этому значения. Мысль о том, что я больше никогда не увижу Эрнеста, удручала меня безмерно; так мы добрались до замка Ольниц.

Я чувствовала себя настолько слабой, что меня под руки отвели в приготовленные для меня апартаменты. Вечером явился барон; он был совершенно спокоен и в изысканных выражениях заверил меня в своей искренней дружбе.

Я окончательно пала духом, мне ничего не хотелось, и никакие развлечения меня не прельщали. Всю неделю я пребывала в глубокой апатии, и, хотя барон ежевечерне наносил мне визиты, мое состояние очевидно раздражало его; удалялся он всегда внезапно, но я, предаваясь исключительно размышлениям своим, никогда не интересовалась причинами его стремительного исчезновения. Однажды вечером мадам Жербоски, перевязывая мне рану, все еще дававшую о себе знать, ласково посмотрела на меня и, закрепляя повязку, взволнованно прошептала, глядя на мою руку: “Какая жалость!” Удивившись, я тотчас попросила объяснить, что она хотела сказать; вместо ответа она принялась тревожно озираться; загадочное выражение лица ее напугало меня; заметив, с каким ужасом смотрит она на голову Медузы, нарисованную над зеркалом, я испугалась еще больше, особенно когда Жербоски еле слышно произнесла: “Тихо! Нас подслушивают… в полночь! Я вернусь”. По ее встревоженному лицу я поняла, что она сдержит обещание; уходя, она показала мне свою руку, сплошь покрытую шрамами; я содрогнулась. Она ушла, а я, охваченная ужасом, рухнула в кресло.