Мать ходит взад-вперед и читает молитву, и дует на тебя. Со вчерашнего вечера ее зеленые глаза не знают сна. Из ящика для лекарств она достает немного праха со святой могилы, смешивает его с водой из Земзема и вливает тебе в рот. На вкус как слезы, смешанные с грязью. Твои веки, дрожа, закрываются, и ты вдруг видишь посреди комнаты светоносного старца, который простирает к тебе руку и приказывает:
– Встань!
И ты встаешь и идешь. Мать сжимает тебя в объятиях и заходится в плаче. А ты чувствуешь себя так хорошо, словно и не болел вовсе.
* * *
Открывается дверь, и огромные сапоги отца шагают по цветам на ковре. Ты изо всех сил задираешь голову, чтобы увидеть его лицо. Удивительно, но он смеется, во весь голос, а потом извлекает из большого кармана коробку с баклавой – пирожными-трубочками с начинкой из миндаля. Открывает ее и, все так же счастливо смеясь, достает одну трубочку и вкладывает в твой маленький рот.
– С сегодняшнего дня я – шах Ирана, а ты – мой наследник!
Слезы навертываются на зеленые глаза твоей матери.
– А ты тоже с сегодняшнего дня – шахиня.
Мать смеется. Твоя старшая сестра Шамс, как всегда, подлизывается к отцу, обнимает его длинные ноги. А сестра-близнец, тоже как всегда, стоит поодаль, грызет ногти. Отец не обращает на нее ни малейшего внимания, словно этой дочери у него вообще нет.
…Вы с ней выбегаете во двор и садитесь на крыльцо. Печальная и молчаливая, похожая на мальчика-спортсмена, твоя сестра-близнец как будто готова заплакать. Ты не можешь смотреть в ее полные слез глаза и, чтобы утешить, говоришь:
– Не переживай, такой уж у отца характер. Он зла не хочет.
Она вдруг начинает рыдать, хватает тебя за руку и, сквозь рыдания, говорит:
– Дай слово, что… если станешь шахом… не будешь, как отец, меня презирать…
Просьба застает тебя врасплох, однако, словно это детская игра, ты поднимаешь свою маленькую руку и клянешься:
– Обещаю, но при условии, что и ты больше не будешь рвать куклам штаны!
Она перестала плакать и смотрит на тебя с материнским беспокойством.
– И ты, если хочешь когда-нибудь занять место отца, должен дать слово, что больше не будешь болеть.
По привычке ты закусываешь губу и киваешь головой. Сестра права. Все-то ты хвораешь, из одной болезни впадаешь в другую. Желтуха, воспаление легких, скарлатина – и вот теперь проклятый тиф, чуть не унесший тебя в могилу. Сколько себя помнишь, ты был хиленьким, потому-то все время носишь с собой молитвы и заклятия. Бархатный мешочек, который мать приколола тебе на грудь, полон всяческими молениями.