Школьные мучения
Пришел к выводу, что худшей школы, чем Хит-Маунт, нет во всей Англии.
Сегодня было три урока латыни – страшное дело. Мистер Хинклифф с каждым днем все гаже. И с каждым днем нос у него все длиннее и длиннее. Весь первый урок обхаживал несчастного Спенсера – не повезло ему: он у Хинклиффа в любимчиках.
1915
Брайтон
Первое полугодие наконец позади, и мы (вдвоем с мамой) отправились в Брайтон. Вечером пошли в церковь. <…> Перекрестился и преклонил колени перед алтарем только я один.
Цеппелины
Часов в одиннадцать вечера меня разбудил Алек. Сказал, что прилетели цеппелины. Спускаемся вниз и видим: констебль носится по улице с криком “Выключить свет!” Цеппелины, оказывается, прямо у нас над головой. Услышали разрывы двух бомб, а потом забили пушки на Парламент-Хилл, и ценны в клубах дыма убрались восвояси – убивать других детей.
1916, весенний семестр
Мы с Хупером шли домой, и тут какой-то парень лет десяти кричит нам: “Чего пялитесь, желторотые?” Погнались за ним, а навстречу, как водится, его старший брат. “Что, – говорит, – давно не получали?” Я ответил: “Давно”, мы бросились друг на друга, в ход пускали и руки, и ноги, но победителем вышел я.
1916, летний семестр
Водяная Крыса
Довели Кэмерона до белого каления – ни одного учителя так не доводили. В лицо называем его Водяной Крысой и елозим по партам. Один раз до того разъелозились, что он не выдержал и спрашивает: “Откуда такой скрип?” – “А вы, – говорит ему Браун, – сядьте, сами увидите (услышите), как они скрипят”. Потом Нобел нашел тряпку и подбросил ее на учительский стол. Умора.
Понедельник, 14 августа 1916 года
Утром мы с мамой ходили по магазинам, она купила себе шляпку, а я, после долгих поисков, – блокнот и до самого обеда рисовал в нем нехорошие картинки. Перед обедом выкупались, вода оказалась холодней обычного, и волны; поплескался вволю. После обеда купался опять, вернулся голодный как волк, а к чаю всего-то крошечный кусочек хлеба с маслом, да пирожок с мой мизинец. Зато ужин превзошел все ожидания…
Лансинг-колледж[5], вторник, 23 сентября 1919 года
Алек как-то сказал, что живет в “непроницаемом” мире. И был прав. Меня же словно выбросило в совершенно иной мир, у меня теперь совершенно другие друзья, другой образ жизни. Домашний уют куда-то подевался – но, по правде сказать, без него я не скучаю.