Кстати, о ней. Помимо уже привычного перевода я постепенно стал различать над каждым человеком статичную надпись, как в вирт-чатах, куда мы с ребятами иногда залетали поугорать.
Большинство из них не поддавалось конвертации, из чего я сделал очевидный вывод, что это имена. Интересно, а надо мной что-то горит?
Закончив с заклёпкой увесистого аксессуара, мужики сопроводили меня вниз, даже не удосужившись поинтересоваться, не натирает ли мне где-нибудь. Машу Ксандинову, которая так и не пришла в себя, один из аборигенов закинул на плечо и понёс следом.
Внутри оказалось сыро и темно. Пронзительно воняло чем-то тошнотворным, но я не специалист по таким ароматам, поэтому понятия не имел, чем именно. Побродив немного по тесным проходам между переборками, мы вышли к внутренней стороне левого борта, где на деревянных лавочках по двое сидели тощие невольники. У каждой пары помимо коротких цепей в распоряжении было длинное весло, уходящее через узкую прорезь в металле прямо в воду. Сразу вспомнились знаменитые римские галеры, хотя гребцов для такой чугунной махины было явно маловато. Они скорее маневрировали на месте, чем приводили баржу в движение.
Мне выдали точно такие же обноски из грубой мешковины, пропахшие застарелым потом, и приковали к самой дальней скамейке, до этого пустовавшей. Видимо, о собственной одежде всё же нужно забыть. Ржавая цепочка позволяла подняться на ноги, чтобы немного размять их, а вот отойти от рабочего места – уже нет.
Поначалу я не собирался напяливать на себя грязные тряпки, но оставаться в одних трусах посреди этой антисанитарии было не лучшей идеей. Загонишь занозу или порежешься ненароком – и что дальше? Тут даже на большинстве цепей имелся солидный налёт ржавчины, что уж говорить об остальном окружении.
Пришлось кое-как облачаться, отчаянно борясь с собственной брезгливостью, пока конвоиры кого-то отстёгивали в полутёмном углу. Не иначе мне в помощь. Там как раз стояло несколько деревянных столбов, предназначавшихся для вертикального содержания пленников. Большинство из них сейчас пустовало, и лишь на нескольких висели чьи-то худощавые фигуры. То ли проштрафились ребята, то ли они тут так просто отдыхают – не поймёшь.
А вот когда к моей скамейке подвели «напарника», осталось только порадоваться тому, что я прикован. Его внешний вид больше побуждал опрометью броситься в воду, чем заниматься совместной работой. Мой испуганный вопль ещё долго гулял эхом по самым отдалённым закуткам баржи. Так громко ноту «ля» я ещё никогда не тянул.