Спустя две недели к Мамане снова нагрянули с обыском и нашли беглеца в смородине за домом. Забрали, конечно.
Через полгода Славку внезапно отпустили домой. Был он неузнаваемо тощий, слабый и весь в серых пятнах, как мороженая картошка. Маманя принялась его выхаживать своими тайными ведьмацкими способами. Уже через неделю Славка выполз на крыльцо покурить, а через месяц он, по пояс голый, колол дрова на морозе.
С тех пор Маманя колдовать зареклась, всем отказывала. Разве что, кулёк сухой травы от кашля или бессонницы могла дать, а вот всякие действа с водой и жженым копытом, чтобы присушить, кого не следует, или закапывание крысиного хвоста при луне, чтобы снять сглаз и заодно избавиться от прыщей, это – нет.
Весной изрядно окрепший, изнывающий от безделья Слава завёл шашни с замужней продавщицей Люсей и каждый вечер усердно помогал ей в подсобке. От этих стараний с жалобным скрипом содрогался длинный сосновый стеллаж, а из открытых коробок сыпались на пол баранки и макароны.
Маманя как-то раз зашла в пустой магазин перед закрытием, постояла возле прилавка, послушала и решила не прибегать к колдовству, а подарить сыну мотоцикл.
Задуманное безотлагательно было исполнено. Забот у Славки сразу прибавилось. Он стал возить сметану, творог и зелень торгующим на трассе перекупщикам, возил и посылки в город, мог и пассажира иной раз захватить, только продукты в бьющейся таре не брал никогда – ездил он лихо, а дорога до трассы известно какая.
Гена и Славка-Матрос спустились на берег, подошли к песчаной осыпи и уставились на полуоткрытую металлическую дверь. Возле трапа, накрыв голову пиджаком, спал поэт Селиванов.
– Вот… Такая, значит… Шняга, – волнуясь, сказал Егоров и указал на дверь.
– Шняга…, —восхищённо прошептал краевед.
Славка-матрос молча шагнул через спящего Селиванова, поднялся по трапу и вошёл в овальный проём. Шевлягин и Егоров последовали за ним.
Внутри таинственной Шняги всё было металлическим – гладкий пол, стены из вогнутых панелей, косой свод, узкие стропила, похожие на рёбра огромного морского животного.
Возле входа было довольно светло, по потолку скользили линии водяных бликов, а в нескольких шагах от двери сгущался сумрак. Гена Шевлягин пошёл вправо и скрылся за поворотом. Славка-матрос свернул в широкий коридор слева от входа, огляделся, толкнул ладонью стену и панели разъехались.