– Ну, чего?
– Да ничего…, – задумчиво отвечал Митя.
Уперев руки в бока, он встал посреди центрального зала и зорко оглядел его, будто пытался навскидку определить метраж.
– Свет-то тут есть? – небрежно поинтересовался он.
– А как же! – беспокойно ответил Юрочка, но больше про свет ничего не объяснил.
Егоров сидел на площадке у двери и смотрел на поплавки. Митиным обходом помещений он не интересовался, его больше озадачивало то, что вода в реке отчего-то продолжает прибывать. Неделю назад он нарочно обмотал проволокой одну из опор трапа. Тогда проволочное кольцо было примерно вровень с водой, а теперь стало почти на ладонь ниже. «Так за лето, река, пожалуй, на метр поднимется, – думал Егоров, – а там дожди пойдут…»
Корбут вышел на площадку, задумчиво почесал кудрявый затылок и сел рядом с Егоровым.
– Иваныч, а чего ты рыбу в Шняге не хранишь? – спросил он, мотнув головой в сторону открытой двери, – сложил в бочку, залил водой и все дела…
– Можно, – неохотно согласился Егоров, но больше ничего не сказал, смотрел на поплавок и помалкивал.
Митя хлопнул себя по загривку и стер с ладони останки чёрного кровянистого комара.
– Хочу погреб увеличить, – осторожно начал он, – семья большая, все не уместишь… Как думаешь, если я запасы сюда перенесу? Пока строительство, то-сё…
– Да мне-то чего? – Егоров пожал плечами. – Неси. Потом расскажешь, чего получилось.
– С погребом?
– С припасами твоими! У Иванниковой из самогона спирт пропал, а у тебя, может, сало обезжирится.
Корбут засиял.
– А мы его будем дегустировать! – сказал он и многозначительно поскрёб себя под челюстью. – Периодически.
К вечеру один из отсеков заполнился соленьями и вареньями в банках, мешками, ящиками и бочками. Таскали припасы Таисия Корбут и два её старших брата, а Митя в это время пытался поставить замок на переборку. Дело шло трудно. Металл под сверлом визжал, сверла ломались, эхо в отсеках и коридорах скрежетало и завывало, будто сверлили гигантский зуб, и ныло от боли огромное существо с пустым металлическим черепом.
Когда Митя вставал на одно колено и начинал сверлить, Юрочка сдвигал на затылок фуражку и приседал, внимательно глядя на разлетающиеся искры.
– Портишь, – укоризненно говорил он, указывая на дверь, когда ломалось очередное сверло, и наступала недолгая тишина.