– Клаус, что толку сейчас говорить об этом, – Амалия отвернулась, грустно взглянула на тюльпаны, пестревшие повсюду. Скоро их яркие цветы завянут, если прежде их не сорвет кто-то, прельщенный незамысловатой красотой ярких лепестков. – Все уже решено. Мой отец дал свое слово. Императору не отказывают…
Она не смогла сдержать горечи. Клаус взял ее руки в свои.
– Милли, дорогая, мы можем бежать! – он говорил очень торопливо, словно боялся, что его решимость исчезнет. – Я знаю, это… это неприлично, но я готов…
Девушка покачала головой и мягко отстранилась, высвободив ладони:
– Нет, Клаус, я не могу себе позволить бежать с тобой… Империя не прощает оскорблений…
Юноша нахмурился и обиженно, точно мальчишка, у которого отобрали игрушку, взглянул на возлюбленную, его голос был наполнен злобой:
– Скажите проще, контесса: вы просто не можете упустить шанс стать императрицей!
– Да как ты смеешь! – она задохнулась от несправедливости его обвинений. – Как ты смеешь так говорить!
Юноша слегка покраснел, но тут же вызывающе пожал плечами:
– Ты же предпочла мне кронпринца.
Девушка всплеснула руками:
– Клаус, пойми, я не могу отказать императору… Даже если я и откажу, мой отец уже принял это предложение, и мое слово ничего не значит… А бежать с тобой означает лишить эрцгерцогство поддержи могучего союзника!
– В таком случае не смею больше докучать вам!
Он резко поклонился, буквально подбежал к своему коню, вскочил на него и сорвался с места в карьер.
– Я меняю одного мальчишку на другого… – прошептала Амалия, смотря ему вслед. В этот момент мир вокруг дрожал и расплывался.
– Нам пора, – холодный голос графини вывел девушку из воспоминаний. Она кивнула и украдкой вытерла слезы, выступившие на глазах. Будущей императрице не стоит показывать свои слабости.
Герда кинула на девушку сочувствующий взгляд. Одна из немногих, она знала, что творится у её госпожи на сердце, но вынуждена была молчать, особенно в присутствии этой напыщенной графини в модном платье ярко-фиолетового цвета.
Они вновь вышли на крыльцо, около которого уже стояла карета, запряженная четверкой. Амалия обеспокоено посмотрела на лошадей, прижимавших уши, но промолчала. Ей, как и животным, почему-то не нравились ни этот дождь, ни порывы ветра, весь день клонившие деревья к земле.
– Остался последний перегон, – уже знакомый капитан вновь подошел к ней. Девушка заметила, что его тщательно напомаженные усы намокли и понуро обвисли, но это не портило ему настроение, как, впрочем, и его подчиненным: уланы уже предвкушали, что к вечеру окажутся в родных казармах. Амалия вздохнула. Дорога так утомила её, что она уже не испытывала ни радости, ни страха перед встречей со своим женихом и его царствующими родителями. К тому же она уповала на то, что сегодня её проводят в гостевые комнаты, а уже завтра устроят торжественный прием в каком-нибудь парадном зале огромного дворца.