Обнаружил его отставной солдат Архип Иванов, спустившийся к реке половить рыбу. С годами зрение стало его подводить, поэтому он не сразу понял, что вынесло к прибрежным камышам. Пригляделся – и, на мгновение, обомлел. Но этот покойник был далеко не первым, виденным Ивановым – старик прошел две войны, Крымскую и восстание панов в 1863. Так что ни испуга, ни даже просто нервической дрожи он рыбак не испытал. Он просто сноровисто вытянул труп из воды и кликнул заводских сторожей, чтобы бежали за городовым.
***
Город С. делился в то время на три полицейских части, для простоты именуемые «Дворянской», «Торговой» и «Мещанской» соответственно. Несмотря на то, что дворян в здешних местах не водилось, берега Свияги до уже упомянутого оврага относились к I-ой части, приставом в которой служил надворный советник с красивой фамилией – Богородицкий. Был он, однако, человеком неприятным – себе на уме, злопамятным и бумажной душой. Любое происшествие в вверенной ему части Сергей Иванович воспринимал, как афронт лично себе. Влетало всем подчиненным, от рядового будочника до помощников пристава. Личный состав развивал, в меру своих способностей, бурную деятельность, дабы схватить возможного злоумышленника по горячим следам. Или, чего уж греха таить, найти какого-нибудь беспаспортного бродягу и назначить виновным его, не особо разбираясь в обстоятельствах. Таков был, к примеру, титулярный советник Шалыгин, Игнатий Иванович, первый помощник частного пристава, наизусть знавший пристрастия своего шефа, и беззастенчиво этим пользовавшийся. Именно его хотел было отправить Сергей Иванович разбираться с трупом, когда получил весть от посланного квартальным надзирателем Гороховским дворника (тот не побоялся рискнуть и разбудить начальство в 7 утра). Но, как назло, укатила правая рука Богородицкого в деревню на две недели, якобы – поправлять здоровье, а на самом деле предаваться греху винопития.
Пришлось посылать все того же дворника за вторым помощником, коллежским регистратором Черкасовым. Был тот молод и сделан из совсем другого теста, нежели Богородицкий с Шалыгиным. В отличие от многих других чиновников, начавших «с низов», работать в полицию он пришел не ради продвижения по службе, а с наивной целью помогать людям. Со свойственным ему ехидством, отец Черкасова винил в этом жену. Матушка коллежского регистратора происходила из семьи священника, и к христианским добродетелям относилась ответственно и строго. Надо ли говорить, что сыну она постаралась привить те же ценности? Отчасти поэтому, а отчасти из-за того, что гимназическое воспитание семья позволить не могла, Черкасов был отправлен на учебу в духовное училище, а оттуда – в семинарию. К немалому неудовольствию матушки (и ироничному удивлению отца), окончив учебу молодой человек объявил, что духовная стезя его не привлекает, а для отстаивания привитых годами воспитания добродетелей считает необходимым поступление на службу в министерство внутренних дел. Вышел небольшой скандал, но Черкасов-старший ничего постыдного в выборе такой карьеры не видел, и встал на сторону сына. Окончание семинарии дало нашему герою право поступить на гражданскую службу в чине XIV класса, чем Черкасов и воспользовался, заняв освободившуюся должность «подчаска» – помощника частного пристава – после перевода своего предшественника на службу в Калугу.