Но вернемся к началу. Собственно, крыс сначала было две. Крошечные самка и самец, еще детеныши, – канадские, декоративные, шоколадные с белым. Голые хвостики были розовые в коричневую крапинку. Вез я их долго, в удобном деревянном садке, зарешеченном с одной стороны откидной дверкой. Увозил из Москвы в Туркмению, к ласковому Каспийскому морю. Рвал для них на запущенных степных полустанках сочный клевер, заботился. В день приезда крыс-самец умер, я думаю, от разрыва сердца. От перевозбуждения.
За полгода до этого я расстался со своим кооперативным зоомагазином «Зайчик», чтобы окончательно на нем не разориться, и кое-какие животные еще жили в моей квартире в питомнике, который я оборудовал в бывшей детской комнате сестры. Я на время сунул привезенных крыс к молодым хомячкам одного с ними возраста и пошел распаковывать вещи.
Хомячков в клетке было штук пятнадцать, и свирепый маленький крыс устроил им сладкую жизнь. Это была непростительная глупость с моей стороны. У меня уже были случаи убийств. Первой убийцей стала ласка, попавшая ко мне случайно. Ее сдал в зоомагазин подвыпивший моряк с российского сухогруза. Она была юная, свирепая и дикая и рычала как настоящий лесной зверь. В первый же день в питомнике она разогнула зубами железные прутья клетки, вырвалась на свободу, убила и съела двух хорошеньких морских свинок. У меня не было времени на ее приручение. Большое хозяйство исключает возможность индивидуального подхода. Я загнал ее шваброй в ведро, отнес на ближайшую гору за гаражи, вытряхнул наземь и ушел.
Впоследствии на эту гору я отнес и выпустил множество животных, в том числе два ведра белых хомячков и больше полусотни очаровательных белых мышек, обладательниц чудовищного личного запаха. Возможно, это было неправильно с моей стороны – выпускать на волю декоративных домашних животных, не привыкших к свободной жизни, но время было благодатное, теплое, колосилась низкая горная трава, а метрах в двухстах, по ту сторону горы находились овечьи кошары, где была вода. До холодов еще оставалось немало времени, чтобы успеть создать себе запас еды на зиму.
Я иногда вспоминаю отпущенных животных. Не пресноводных забавных лягушек, которых я отнес и выпустил в тростник у соленого морского залива, не степных ящериц с красивыми длинными ресничками на веках, выпущенных на ту же злополучную гору, а белых мышей и хомячков. Почему я никого из них больше не видел, хотя был на той горе частым гостем? Не расплодилось пушистое белое племя в наших краях, как я ожидал. Как они умирали? Поодиночке? Охваченные ужасом свободы?