По мысли Й. Хейзинги, культура возникает в форме игры, культура первоначально разыгрывается94. Несмотря на то, что в определенном контексте, по мнению П. С. Гуревича, игра —непродуктивная деятельность, мотивированная не результатом, а самим её процессом95, продуктивность игры можно оценивать не в материальных продуктах, а в символическом опыте. Одним из символических результатов и, одновременно, условием возобновления игры является категория успеха, которая не получает материальное воплощения, но в своем символическом выражении может считаться идентифицирующим параметром любой игры.
Й. Хейзинга предупреждает, что «не следует понимать …, что игра … перерастает или … преобразуется в культуру, но скорее так, что культуре в ее начальных фазах свойственно нечто игровое, что представляется в формах и атмосфере игры»96. В игре успех (так же, как и поражение) не обязательно получает когнитивное выражение или осмысление, но переживаем как ее составная часть, как условие игры. Дискретное сосуществование успеха и поражения, а также поэтапные стадии успеха, его персональные и коллективные формы присутствуют в содержательных функциях игры. В своей перцептивной составляющей успех переживаем в жизни по аналогии с игровой ситуацией. Поэтому целеполагание деятельности ориентировано на успех так же безусловно, как ориентирована игра на успех, на переживание и сопереживание успеха. Чувственное восприятие успеха в игре и в деятельности в символических формах приобретает идентичную дискретную с поражением выраженность. Перефразируя Хейзингу, можно выразиться, что успех первоначально разыгрывается, прежде чем обретает символическую выраженность, прежде чем символизируется. Поэтому символизация успеха сопровождает культурогенез как на стадии созидания культурных форм, так и при их эволюции и трансформациях. Символ успеха играет роль идеи прагматической выгоды свершения запланированного действия, предопределяя целеполагание, но не обязательно в практике реализуется, что ведет к дискредитации идеальной модели успеха, к ее трансформации или символизации новой модели.
П. Д. Тищенко замечает, что любой культуре свойственна специфическая игра перцептуальных форм: акустических, визуальных, тактильных. Между различными формами (зримыми, слышимыми и осязаемыми) можно обнаружить точки взаимопревращений и промежутки (разрывы), в которых и образуется особое «пространство» культуры. Культура, по мысли П. Д. Тищенко, «бытийствует на границах перцептуальных форм»