А в том лесу у ночи нет конца,
а в том лесу у ночи нет начала,
а в том лесу сова встревоженно кричала,
пугливая и хищная сова.
А в том лесу жила моя любовь,
а в том лесу моя любовь тихонько умирала,
а в том лесу сова беспомощно кричала,
пугливая и хищная сова.
А в том лесу похоронили нас,
а в том лесу венчались наши тени,
а в том лесу Прощённым воскресеньем
в честь нас заказывают вальс.
Март 2005
Не тоскуй обо мне, не шепчи в тишину,
В этом сумраке дня ты один, и я тоже.
Свечка тает, но воск не боится огня,
Он немного другой, на себя не похожий.
В тишине, у стола, догорающий свет,
Мрак сгущается, но у свечи нет ни страха, ни боли.
Все. Закончилось. Только расплавленный воск на столе,
Только ты смотришь вдаль и ведешь разговоры со мною.
Май 2005
За светлые стены цепляются тени
за окнами дико растущих деревьев,
Скользят по часам, отмеряющим время -
без четверти два, убеждаются тени.
От призрачных веток не будет спасения,
По снимкам, привыкшим давно к этой ласке,
Бояться ее совершенно напрасно,
Они не нарочно и просят прощения.
К утру ослабевшие, бледные тени
за окнами дико растущих деревьев
скользят по часам, отмеряющим время -
без четверти шесть, убеждаются тени…
Июнь 2005
Я умываюсь солнечной водой.
Я улыбаюсь вечности в ответ.
Я просыпаюсь ровно в восемь, это поздно.
Я наблюдаю спутник движущейся точкой в небе звездном.
Я существую на планете меж других планет.
Я – капелька в бездонном океане
и чувствую всю тяжесть глубины.
Прохладной струйкой на чувствительные шрамы —
свидетели отчаянной войны…
Не закрывай глаза. Останься,
чтобы снова бороться за спасение мечты.
Ты жадно пьешь и бредишь солнечной водою:
еще воды, еще воды, еще воды…
Июль 2005
Не задергивайте шторы!
Не лишайте меня неба!
В мутном сумраке душевном
мне его так не хватает.
Распахните настежь окна!
Больше, больше, больше света
и тепла, я не растаю…
Полумрак меня тревожит,
в беспорядке мои мысли,
на большой больной кровати
все равно так мало места.
Под горячим одеялом
дни как годы протекают.
Не лишайте меня неба,
мне его так не хватает.
За окном весна струится,
опьяняя чистотою,
только солнечным настоем