– Мы несколько раз перепроверили результаты вскрытия. Время смерти – вечер первого марта – сомнению не подлежит. С такой же уверенностью можно утверждать и то, что Чжан Чао первого марта улетел в Пекин и вернулся лишь на следующий день. Доказательств, подтверждающих поездку, у нас в избытке. Видимо, он своего товарища не убивал.
Гао Дуна такой ответ, похоже, нисколько не смутил.
– Я слышал, прокурор в предварительном заключении предполагает, что подозреваемый признался в убийстве под давлением.
– Вряд ли полицейские выбивали признание. Улик и без того предостаточно: на веревке, орудии убийства, нашли ДНК Чжана Чао, под ногтями жертвы – частицы его кожи. Кроме того, у самого Чжана обнаружили несколько синяков, говоривших об участии в потасовке. Он с самого начала изъявил желание помочь следствию. Должно быть, хотел подставить полицейских.
– Занятно, – улыбнулся Гао, постукивая кончиком сигареты по краю пепельницы. – Случай и впрямь необычный. Сначала полностью доказана вина. Потом с той же определенностью доказана невиновность. Не припомню расследований с подобными кульбитами. Зачем же Чжан сознался в преступлении? Полицейские принудили, как он заявил на суде?
– По словам Чжана Чао, подписать признание его никто не заставлял, однако атмосфера в полицейском участке угнетала.
– Отговорка никчемная, – Гао покачал головой.
– Знаю, – разочарованно выдохнул Чжао. – Говорит, сознался от страха, а чужие эмоции, как вы понимаете, нелегко опровергнуть. Он – адвокат по уголовным делам, ему сочинять складные истории не впервой. За несколько дней допросов с ним поговорили все следователи, и каждый получил порцию объяснений, причем весьма правдоподобных. В результате все уверены, что мы чуть ли не пытками выбили из него признание, а в следственном изоляторе постоянно болтаются ребята из прокуратуры. Он для них тоже соловьем разливается, и прокуроры теперь твердят: мол, у него аргументы веские, не может он быть убийцей. Нас загнали в угол и заставили отбиваться.
– Почему же вы ему не верите? – спросил Гао, глядя Чжао Теминю в глаза.
– Вы не видели его на допросах. Чжан – крепкий орешек. Как юрист, он прекрасно понимал, чем грозит признание в убийстве, и шел на риск сознательно. Спектакль продуман с самого начала: раньше Чжан во время допроса заикался, точно перепуганный мальчишка, а сейчас вещает степенно, будто завзятый профессор на конференции. Откуда такая разительная перемена? Думаю, нас обвели вокруг пальца.