Тонкий лёд - страница 17

Шрифт
Интервал


Писать извинения отчего-то совсем не хотелось. В душе моей поднялся странный протест, и негодование заставило вскинуть на сурового родителя возмущенный взгляд.

– Но, папенька, д’агнар Альдис мог бы и уведомить нас о своем появлении, и тогда я бы ждала его в вертикальном положении. Однако же…

– Немедля! – гаркнул агнар Берлуэн, и я поспешила к столу, продолжая внутренне негодовать.

Папенька прошелся по моей комнате, заложив руки за спину, после выдохнул и развернулся ко мне на каблуках.

– Пиши, – произнес он, я послушно обмакнула перо в чернильницу и приготовилась записывать под диктовку. – Драгоценный д’агнар Альдис. Сегодня я предстала перед вами в непозволительном виде, и прискорбие заполнило мое сердце…

Я кривилась, морщилась, фыркала, но выводила папенькины слова, протестуя в душе. Что за обращение? Может, я и не имею столь высокого рождения и вовсе ничего не имею, но мое самоуважение при мне, и оно бунтует против самоуничижения, к которому меня подталкивал родитель, вынуждая молить о прощении за неловкую случайность.

– Молю вас на коленях…

– Это уж вовсе лишнее, – не выдержала я. – Кем я буду в глазах своего жениха?

– Покорной и скромной девицей, осознавшей всю глубину своего проступка, – отчеканил папенька и продолжил диктовать: – Молю вас на коленях о снисхождении…

Дописывала я сие послание, кипя от злости. Однако просушила чернила песком, сердито сдула его, потрясла письмом, едва не измяв его, но агнар Берлуэн ловко выхватил исписанный лист бумаги из моих рук, свернул его и убрал в карман сюртука. После удовлетворенно вздохнул, потер руки и поцеловал меня в лоб, пожелав:

– Добрых снов, дитя мое, вы их заслужили своим послушанием.

И он ушел, а я осталась кипеть от злости и возмущения. Если бы мне позволили самой написать письмо, я бы высказалась иначе, но папенька не позволил мне этого, и теперь меня передергивало от раболепия, которым было пропитано послание. Да, я благодарна диару за все, что он для нас делает, но это не означает, что я готова унижаться! К чему это? Я и так девица не скандальная, и знаю, что такое совесть и послушание. Разве не этого д’агнар ожидает от своей супруги?

– Ты сейчас взорвешься, – брат стоял в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку.

– Папенька сам лишает нас последних крох уважения его светлости, – воскликнула я. – Зачем это идолопоклонничество?