Построенный почти полвека назад и ни разу не ремонтированный водопровод давал течи едва ли не каждую неделю, а вода наружу не выходила, убегала куда-то по горным породам; в школе обрушивался потолок; с крыши клуба и фельдшерско-акушерского пункта ураганом сносило шифер; дождями и тающим снегом размывало сделанные тяп-ляп дороги, в распутицу добираться до райцентра, «ломать горы», как говорили здесь, было опасно для жизни…
На всё это в бюджете денег не было. Не было совсем. По закону о местном самоуправлении, который когда-то списали с закона, принятого в Германии (где Германия, а где российская глубинка, никто не задумался), органы местного самоуправления все вопросы должны решать за счёт своего бюджета, который наполняется за счёт местных налогов. Какие налоги можно собрать в посёлке, где есть только едва живой сельхозкооператив, почта, школа и администрация, тоже думать никто не хотел. Налогов не хватало даже на оплату работы главе администрации и специалиста на 0,75 ставки. Субсидии из региона через администрацию района давали редко и со скрипом, поэтому Лена и специалист Вера зарплату получали в лучшем случае раз в полгода.
От того, что узнавала и видела вокруг Лена, у неё возникал диссонанс с её жизненным опытом. Люди, работавшие полный рабочий день на почте или в сельхозкооперативе, получали зарплату в две с половиной тысячи рублей. Через двор торгуют самогоном, кругом царит мелкое воровство, а милиция приезжает только завести уголовное дело на очередного разоблачённого хранителя пачки патронов, кучки пороха или заржавевшего лет сорок назад ружья деда. Территория участкового составляла примерно триста километров, на это же количество километров было выделено две машины скорой помощи, а ближайшая больница находилась в ста километрах.
Отдельной историей были выборы, которые проходили каждый год – губернаторские, в региональное Заксобрание, в Госдуму. То, что происходило перед ними, многократно превышало воздействие на журналистов, которые давно уже ежедневно получали так называемые «темники» (это ценные указания, что писать, о чём писать, что снимать, кого не показывать, тут рыбу заворачивали…). Накачка происходила ежедневно и на всех уровнях. Лена уже давно слышала в свой адрес – «шибко умная»…
В этом аду она жила почти три года. Она была одна. Илья помощником ей становиться не очень хотел. Она устала. Уже три года её отпуск заключался в коротких выездах в областной центр, потом надо было возвращаться. Выходных не стало тоже. Ей в любое время дня и ночи могли позвонить, прося помощи или приказывая сделать то, чего ей совершенно не хотелось. Она скучала по Лерке, по их суматошной, но наполненной смыслом и событиями жизни. Вдруг вспомнила поездку на острова, звук песни под гитару, плывущий над спокойной по-вечернему гладью воды … Много бы она сейчас дала, чтобы оказаться там, сидеть у костра, переглядываясь с Максимом, своим горьким разочарованием. А назавтра прийти в редакцию, закрыться в кабинете у Лерки, налить кофе, прикурить тонкую ароматизированную сигаретку и многословно переживать по поводу милицейского произвола или негодной экологической экспертизы оборудования для обогатительного комбината. Потом вдруг сорваться с места и вместе побежать в свой кабинет откапывать в архиве старые папки, чтобы достать документы по истории несостоявшегося кирпичного завода. Но это было так далеко, так неправдоподобно далеко, что казалось красочным фильмом, виденным когда-то давно, но оставившим после себя дивное послевкусие.