– Айзек, ты действительно взял псевдонимом фамилию своей первой девушки? – донесся откуда-то вопрос от человека, которому очень понравилась возможность панибратски поговорить с кумиром.
– А ты, готов спорить, бежал по строкам книги, гонясь за сюжетом? Всю ненужную мишуру и драматические вставки оставил за кадром, так?
Зал, сразу понявший суть писательской колкости, вновь засмеялся, а мужчина, сам не сдержав улыбки, побагровел.
– Я, случается, тоже читаю по диагонали, – Подмигнул Айз смущенному читателю, будто извиняясь за то, что вогнал того в краску перед широкой публикой. – Если не брать в расчет единственный поцелуй в школьные времена, между мной и Сибиллой никогда не существовало романтических отношений. Да, она подарила мне первый поцелуй, когда до беспамятства напилась на выпускном. Мне тогда было пятнадцать лет, ей – семнадцать. Подростки влюбчивы и трепетно относятся к воспоминаниям о первом опыте соприкосновения с прекрасным и желанным. Вот и я не устоял перед магией первой влюбленности. Знаете, ведь ее фамилия – Бладборн – тоже псевдоним. Предки Сибиллы не сохранили первозданность семейного имени из-за антисемитского напряжения. Я же свою фамилию не сохранил из скромности.
Последнее шуточное примечание особенно понравилось публике. Она заметно оживилась. Откровенность Айзека расслабила аудиторию, несколько зажатую после выпада писателя в сторону журналистов, и теперь каждый стремился высказаться.
– Мистер Бладборн, – снова заговорила Матильда, – думаю, нас всех объединяет один главный вопрос. В «Илларионе» вы словно открываете секрет вашего успеха, вы будто излагаете методичку для начинающего писателя. Но в конечном итоге так и неясно: действительно ли вы сами пользуетесь этими схемами, чтобы писать свои произведения? Пособие по фантазированию сбивает с толку: что же в «Илларионе» правда, а что вымысел?! Ко всему прочему, вы поставили себя в центре происходящих событий и нарекли главным героем книги. После этого вы ведь не ожидаете, что читатель сам разберется в том, что из написанного произошло в действительности, а что – нет?
Вереница красочных воспоминаний, словно слайд-шоу, пронеслась перед глазами Айзека, на мгновение вырвав его из реальности. Ассоциации вернули писателя к событиям двухлетней давности, к тому запретному участку памяти, принуждавшему его осторожно относиться к вещам, способным приоткрыть ларец с убийственной, необратимой правдой прошлого. Безмолвие писателя словно выкачало воздух из помещения, в котором теперь не раздавалось ни одного звука. Все ждали ответа, однако Айз даже не думал над ним. Настырная читательница, вновь окликнула собеседника, пребывавшего в пугающей отрешенности.