19.30
Зайдя в комнату, Петрович завалился на кровать. Несмотря на вечернее время, голода не чувствовалось.
«А вот выпить бы не помешало», – подумал он и поморщился, вспомнив о разбитой поллитровке и отсутствии финансовых перспектив на ближайшие дни.
Он не заметил, как уснул. И приснился Петровичу странный сон.
Будто лежит он на земле, устремив глаза в голубое-голубое небо. На небе, уже вечереющем, висит убывающая золотая луна. Петрович ничего не чувствует – ни рук, ни ног, ни тяжести тела, будто оно, это тело, стало совсем невесомым. Только все внутренности сковывает липкий, нарастающий ужас, готовый вырваться воплем через глотку. Он хочет набрать в легкие воздуха, чтобы крикнуть, но воздуха нет. Внезапно все небо заслоняет бледное лицо парнишки с хипстерской бородой, который говорит: «Чувак! Как же так? Ты держись!» Его голос дрожит. Петрович хочет усмехнуться в ответ и сказать что-то веселое, но губы ему не повинуются. Усилием воли Петрович попытался подняться, дернулся… и проснулся.
В дверь тихо, но настойчиво стучали.
19.40
– Кто? – сиплым со сна голосом спросил Петрович.
Дверь приоткрылась.
– Ты дома? – спросил женский голос, явно принадлежащий Светке Титкен.
– Нету меня, – сказал Петрович, закрыв глаза.
Видеть ее, действительно, не хотелось. Да и сон этот дурацкий…
Он услышал, что шаги приблизились к кровати. Потом пружины заскрипели под тяжестью ее тела – Светка присела на край.
– Ну ты чего? – спросила она.
Петрович открыл глаза.
– Я сегодня чуть под поезд не попал, – сказал он.
Про себя отметил, что прозвучало, как он и хотел – равнодушно. По-мужски.
Светка округлила глаза.
– Блин, ну ты даешь! Пьяный, что ли, был?
– Вот еще – пьяный. Так, чуть-чуть…
Она покачала головой.
– Ты это… осторожней давай. Если ты погибнешь, я этого не вынесу.
Судя по интонации, не врала. Хотя кто их, женщин, поймет: женщина же никогда не врет, она просто говорит то, что хочет слышать мужчина.
– У тебя муж есть, – сказал Петрович, стараясь поймать ее взгляд.
Поймал.
– Муж, – проговорила Светка, глядя Петровичу прямо в глаза. – Муж – он так, для декорации. А ты – для любви.
– А ты не думала, что дальше?
– В смысле?
– Ну вот что дальше нам делать? Как жить? Ведь ты же обманываешь его. А он любит. Наверное.
– Вот именно, – горько усмехнулась она. – Наверное. Он мне о своей любви говорил лет десять назад, когда напился на моем дне рождения. Да и то, если бы я не спросила, то и не сказал бы. Я тогда даже календарик завела: отмечала дни, когда у него появлялось хоть какое-то желание. За год штук пять крестиков набралось… Кстати, у меня же завтра днюха. Ты дома? Или работаешь?