Она не замечала меня, хотя я был так близко! Я словно был невидимым и, пользуясь своим преимуществом, подкрался к ней, чтобы рассмотреть ее и узнать – какая она бывает без меня. Они работали с каким-то документом, и напоминали старого и дотошного редактора и молоденькую корреспондентку. Она написала свой первый опус и показала ему. Он проявляет снисхождение, он льстит ей, что она, бесспорно, талантлива, но вот в этом месте, и еще в этом, да еще и здесь необходимо переделать. А по большому счету переписать надо весь материал, потому что он никуда не годится… Я замечаю, что Крот, читая бумаги, все чаще морщится и отрицательно крутит головой, а у Ирэн гаснут глаза, и она всё чаще озирается на главный вход. Она ждет кого-то. Смею надеяться, меня?
Лобский дочитал до конца. Ирэн хотела было спрятать бумаги в сумочку, но он вдруг выхватил их и сунул в бардачок. Но тотчас передумал и затолкал в нагрудный карман своего плаща. Ирэн выглядела растерянной и даже подавленной. Я увидел, как Лобский, опершись рукой о руль, склонился над ней и вытянул губы, чтобы поцеловать, но Ирэн отпрянула, быстро выставила ножки на асфальт и вышла из машины. Лобский посигналил и послал ей воздушный поцелуй. Двери "мерседеса" захлопнулись, и машина сразу же рванула с места.
Ирэн кинула взгляд на стекло, за которым я сидел; я сразу же откинулся назад, под прикрытие шторы, но Ирэн вряд ли могла увидеть меня – стекла были залиты грязными подтеками и, к тому же, отражали солнце. В ее глазах было столько невыносимой тоски, что у меня болезненно сжалось сердце. Лобский, как осьминог, душит ее, это вне всякого сомнения. Он заставляет ее работать на себя. Вряд ли он ограничился только тем, что принудил ее участвовать вместе с ним в Игре. Он еще что-то хочет от нее.
И тут меня охватила мучительная жалость к Ирэн. Моя девочка, мой хрупкий цветочек, мой верный друг под влиянием негодяя! Девчонка мечется, страдает, ждет от меня помощи – ведь я сильный, храбрый, я привык убеждать в этом Ирэн! И нет другого на земле человека, который не только способен, но и обязан ей помочь. И для Ирэн так важны сейчас мое терпение, понимание, выдержка и великодушие! Но я вдруг впадаю в меланхолию и позволяю тупой ревности грызть мою душу. Я веду себя непредсказуемо, как весенний лед под ногами. Я мечусь, хнычу, сетуя на судьбу, на обидчика и коварство Ирэн, когда надо просто подойти к ней, обнять и сказать: "Ничего не бойся. Я с тобой. Я никому не позволю тебя обидеть!"