Работая над моими воспоминаниями, я из книги бывшего командира 1-го кавказского корпуса турок Кязым Карабекир-паши, изданной в 1939 году в Стамбуле, узнал, что на эрзинджан-эрзерумском направлении в феврале 1918 года наступало его соединение в составе трех дивизий, причем 36-я дивизия двигалась с запада непосредственно на Эрзинджан, 9-я обходила город с северо-запада, а 10-я находилась в резерве корпуса.
Каждая из турецких дивизий состояла из трех пехотных полков трехбатальонного состава с пулеметной ротой, кавалерийского эскадрона, горно-артиллерийского двухбатарейного дивизиона большой мощности и горно-артиллерийского дивизиона скорострельных орудий.
Корпусные части были представлены истребительным батальоном, санным батальоном с пулеметной ротой, горно-артиллерийским дивизионом скорострельных орудий. В корпусе к моменту наступления числился 1101 офицер, из них 755 боевых; 22 671 солдат, из них 14 182 боевых. Всего в соединении было 23 772 человека.
Оборону Эрзинджанского района вел отряд полковника Мореля; в отряде было три стрелковых батальона, одна конная сотня, одиннадцать пеших добровольческих сотен, пулеметная команда, одна полевая батарея и конно-горный артиллерийский взвод. Всего отряд имел 1800 штыков, 120 сабель, 6 пулеметов и 2 горных орудия. 90 процентов офицеров были из армян, остальные – русские.
Важно отметить, что, несмотря на превосходство в силах, 1-й кавказский корпус турок только в результате месячного наступления достиг района Эрзерума.
Неожиданно возникшие на фронте события, как и следовало ожидать, поставили «правителей» Закавказского сейма[12] в весьма затруднительное положение. К этому времени главные силы армянского и грузинского национальных корпусов находились еще вдали от линии фронта; не полностью сформированные, они не были в состоянии поддержать свои относительно слабые части прикрытия фронта, которые, вступив в борьбу против перешедших в наступление турок, оказались, по существу, предоставлены самим себе.
Конечно, о всех этих событиях, происшедших в феврале, я, будучи младшим офицером конного полка, ничего толком тогда не знал. До нас в Карс доходили только отрывочные сведения о боях, по которым нельзя было составить представление о действительном положении наших войск на фронте.
Здесь необходимо, думаю, сделать одну оговорку, чтобы потом, когда речь пойдет о событиях, происшедших в Закавказье в марте и в первой половине мая, у читателя было ясное представление о том, почему мы, молодые армянские патриоты, сражались в войсках, подчиненных пресловутому Закавказскому комиссариату. Дело в том, что в то время я, беспартийный и далекий от политики прапорщик, как и многие мои сверстники и сослуживцы, вообще очень мало знал об обстановке, сложившейся у нас в Закавказье и в Советской России. Но мы все были преисполнены решимости во что бы то ни стало, хотя бы ценой своей жизни спасти родную Армению от жестоких захватчиков, которые уже несколько столетий приносили нашему народу неслыханные бедствия и страдания, а ныне угрожали самому его существованию. Думаю, что эти мои чувства и стремления легко понять каждому человеку, вне зависимости от того, к какой нации он принадлежит.