28 июля 1991, Городок
В обед зашёл Юрка. Я ещё нежился в постели, вспоминал стыдный сон, навеянный библейским сюжетом. Сладко просыпаться, когда первой искоркой проявляется: вчера с ТАКОЙ девушкой познакомился!
Юрка плюхнулся ко мне на диван, примостился в ногах, потянулся, как котяра. Глянул хитрюще.
– Ну что – дала?
– Заткнись! – вмазал похабнику ногой под ребра. Не сильно, для острастки.
Это он так шутит.
– Во-во! – Юрка скривился. – Вся благодарность. Ты ему девочку на блюдечке, а он затыкает.
– Спасибо, конечно. Но она – не ТАКАЯ.
– Все они «не такие». Нос воротят, а сами – аж пищат. Ждут, когда под юбку залезешь.
– Я сказал – она не такая!
– Ладно, дело твоё, – обиделся Юрка. – Только, сдаётся мне, начинается «Зина номер два» – год с нею за ручку ходить станешь, потом – поцелуешь, а она, в это время, будет ко мне бегать.
– Майя с тобой на одном поле…
– Её Майя зовут?
– Ты же сам вчера спрашивал.
– Я забыл. Со вчерашнего вечера столько баб… Так вот, насчёт поля: если бы она в моём вкусе – ещё бы вчера в кустах повизгивала. Ты меня знаешь.
Я его знаю. И как представил: моя, недоступная, вместе с Юркой! В кустах!
– Да пошёл ты!
– Пожалуйста, Эдмон. Только запомни, как Александр Васильевич, который Суворов, учил: натиск и напор решают всё!
– Сам разберусь.
– Сегодня вечером – дискотека. Не забыл? – Юрка поднялся с дивана. – Или любовью мозги отшибло?
– Не забыл. А ты зачем пришёл?
– Узнать, не даром ли вчера из себя клоуна корчил?
– Так бы и спросил, а то сразу: дала – не дала… Не даром. Спасибо.
– До вечера! – буркнул Юрка на прощанье.
Глава вторая
Первая половина августа 1991. Городок
Лето катилось на убыль: жаркое, дождливое, непостоянное.
С утра припечёт, пересушит, добавит бурых мазков унылому городецкому пространству – без надобности на солнцепёк не ступишь – опалишься. Воздух бездвижен, звуки в нём резкие, колючие. Зато, ближе к полудню, подкрадутся неожиданные тучки, скользнут по белому небу, заштрихуют горячими росчерками пылающий мир, вспенят речку, дохнут свежестью, проявятся изумрудом на умытых кленовых листьях. Затем, также стремительно, улетят, даруя жизнь сопредельным землям. И лишь воскреснешь, выберешься из тени, как обдаст парующей влагой, задушливым миражом, который тает, обращается пеклом. Затем опять дождь. Каждый день, третью неделю.