К тому времени, когда стемнело, я окончательно осознал, что поспать не получится – ремень впился в рёбра, ягодицы, такое ощущение, что промялись вместе с костями таза и частью поясницы, которая ныла, при каждом движении, да ещё и ссадины начали чесаться немилосердно. Ко всему прочему, с исчезновением солнца довольно сильно похолодало. Пришлось разматывать скатку. Натянул куртку прямо поверх пиджака, а сверху – плащ. Так-то получше будет. Комфортнее, конечно, не стало, но хоть зубами не стучать. Повозился немного, тщетно пытаясь устроиться поудобнее, кое-как привалился к стволу и прикрыл глаза, понимая, что так и просижу, без сна и покоя.
Очнулся от криков.
Вскинулся и тут же чуть не свалился с ветки. Хорошо, хоть привязаться догадался. Поболтал ногами, подтянулся. Фух! Не свалился. Молодец, всё-таки, что ремнём к ветке привязался.
Что происходит?
Орали где-то в чаще, как раз с той стороны, откуда я пришёл. Крик не человеческий, скорее уж животный, полный ужаса и боли. Прислушался. Тишина. Только ручеёк журчит внизу.
Уже почти успокоился и тут снова заорали, уже ближе. Попробовал оглядеться, луна, кстати, ярко светит. От деревьев, конечно, тень густая, но на прогалинах светло. А крики всё ближе… И ветки трещат, как будто ломится кто-то здоровенный сквозь заросли. Я даже дыхание затаил, прислушиваясь.
Затрещало совсем близко, на прогалину выскочил, а скорее уж, вывалился олень или лось… В темноте плохо видно. Кто-то огромный и с рогами вывалился, а за ним…
– Ой, мама, – прошептал я, чувствуя, как пальцы изо всех сил стиснули ветку. – Ой, мамочка…
Их было четверо – сутулые, худые и очень быстрые. С раненным оленем они как будто играли, подскакивая и вырывая целые куски мяса. Олень крутился на месте, пытался отбиться рогами, но клыкачей это нисколько не смущало, каждый успевал отхватить по куску. Причём мясо тут же выплёвывалось. Скоро ноги оленя подломились и он, с жалобным блеянием, завалился на бок. Одна из тварей тут же впилась в шею и, порыкивая и чавкая, принялась пить кровь, остальные приникли к ранам. Они не ели мясо, только пили кровь!
Я постарался дышать глубоко и медленно. Если опять начну блевать, меня точно обнаружат, правда, тут же пронзила мысль, что сопение твари услышат так же ясно. В конце концов кое-как приноровился дышать без всхлипов. Изо всех сил изображал неподвижную часть дерева. Вроде бы получилось, по крайней мере, клыкачи деревом не заинтересовались, продолжали жрать, слышно было только приглушённое чавканье и рычание.