– Чего это ты такой тощенький, Глебушка… – вздохнула она, – Ты как стал дружить с Кариной этой, совсем на себя не похож. Ни кожи, не рожи!
– Бабуль! – возмутился Глеб, – Не неси пургу! Какой я по твоему должен быть? В дверь не пролезать, как твой сосед Митька?
Степанида фыркнула и залилась звонким хохотом.
– А уж Митюнька-то чересчур упитанный, как хомяк, хомячище! – потом немного успокоилась, перестала смеяться, – Но тебе бы надо поправиться, уж на лицо особенно, а то приедет баба Алла, дрищём тебя назовёт, а мамке твоей втык даст.
– Ты знаешь, бабуль, это, конечно, не хорошо, – тихонько сказал Глеб, – Но меня иногда баба Алла… Раздражает! А ещё больше нервируют папа с мамкой, она с отца пылинки сдувает, а на себя забила полностью. Ты видела, в чём она дома ходит? А в чём на улицу, а на работу? На работу еще, куда не шло, и то, можно было бы обновку купить.
– Так она ж для тебя старается, копеечку бережёт… – втолковывала ему Степанида, – Ты раньше-то не заводил таких разговоров, – слегка удивилась бабуля. – А за мужем, и вправду, ухаживать надо, он же муж! – развела руками Степанида, – Это долг её бабий, жена – это хранительница очага. Встречать с улыбкой, не пилить, не ругать, нет не говорить. – вздохнула Степанида.
– Эх, сейчас таких, как твоя мать, днём с огнём не сыщешь. Так что смотри, ищи себе такую же девку! – наставляла его бабуля.
– В старом халате и рваных тапках? – пробубнил себе под нос Глеб.
– А Каринку твою я видала! Волосья крашены! Одна прядь розовая, вторая фиолетовая, серьга в носу! Она не сектантка? – подозрительно спросила Степанида.
– Нет, – поперхнулся пельменем Глеб, – Всё с ней нормально, просто она такая, своеобразная. Но ты, бабуль, ничего плохого про неё не подумай, она хорошая, умная, начитанная, не курит.
– И не пьёт? – подняла одну бровь бабуля.
– И не нюхает, – с сарказмом ответил внук, – Всё окей, бабуль, – щёлкнул он пальцами, – Вот я когда познакомился с семьёй Карины, с тех пор и задумался, у неё – то всё по-другому с родителями. Отец Каринки к её матери очень внимательно относится, бережно, даже может сам себе чай налить, бабуль!
– Сам, себе? – спросила она, подкладывая внуку ещё пельменей, и лучку.
– И даже другим, бабуль может сделать, и бутерброд маслом намазать, и после этого не будет выпендриваться. С работы её иногда встречает, убираться помогает, не ворчит, матери комплименты делает. А от моего отца что слышно? – и он изобразил Егора, – Нюююсяя! Ты скоро там? Я жрать хочу! Куда это ты намылилась? Иди в халате! Чего ты смеёшься, бабуль? Вот, оказывается, это даже не смешно! Ну разве так можно с женщиной? Со своей женой! Я вот так – никогда.