– Конечно, да кто я таков, чтобы жаловаться на свою судьбу? У меня совершенно нет на это права…
– Права?! Ха, а что это?! Здесь подобная роскошь кажется такой же недосягаемой, как чистый глоток свежего воздуха…
– Так может быть хватит уже терпеть и пора прекратить свои муки?
– Неужели… Ты предлагаешь?! – перехватило дыхание у бедняги от собственного потока мыслей, что тянули его на дно.
Схватившись за голову, он попытался взять себя в руки. Съедаемый изнутри чувствами голода и отвращения к самому к себе, ощущая лишь глухую боль во всем теле и жуткий озноб, юноша глухо захрипел.
Из последних сил ему удалось путем неимоверных усилий оторвать своё чумазое, всё в синяках и ссадинах лицо от сырой земли. Стиснув зубы, он перевернуться на спину. Ощупывая себя, и не находя живого места на своем исхудавшем, как щепка теле, горемыка снова смыкает глаза.
Пытаясь заглушить голос внутри, что так и шептал ему самые страшные речи, он сжал кулаки. Не найдя сил нанести удар – смог лишь безнадежно погрузить, завернутые в лоскуты ладони в грязь.
Время перестало иметь какое-нибудь значение. Отныне всё казалось таким немаловажным, как и его собственная Жизнь. Уже не в первый раз на ум пришла одна мысль. И если ранее, он мог совладать с собой, то теперь, оказавшись на грани, она казалась ему уже не такой безумной.
Не до конца отдавая отчет своим действиям, паренек раскрыл глаза и начал подниматься на руках. Дабы вырвать себя из плена сырой земли, у него ушло не одна минута. Вскоре, стоя на четвереньках, юноша пополз из канавы, в которую его так «любезно» швырнули те, кому был обязан свежими побоями на лице и теле.
Ему уже не в первый раз приходилось вот так «весело» и с огоньком проводить свои вечера. Но почему-то именно сегодня Чаша Терпения оказалась переполнена. Было ли тому виной жуткий, не стихающий голод, или на нем просто не было места для очередных ушибов – этого паренек и сам не знал.
С совершенно затуманенным взором, не видя перед собой ничего кроме конечного пункта, бедолага медленно направил все свои усилия на достижения своей Цели…
Понемногу приходя в себя, ему вскоре удалось принять вертикальное положение. Но хромота на правую ногу, упадок сил и полное отсутствие ориентиров, делало его походку шаткой и ветреной.
Раскачиваясь из стороны в сторону, по памяти, почти не раскрывая глаза, он побрел по узкой утоптанной тропе в ту сторону, где в вечерней мгле тускло горели огоньки лампад.