Я уже как-то попривык за последние сутки, что хата моя – проходной двор, и уже не удивлялся.
– Только сходим куда перекусим. Сегодня кроме чая ничем себя не баловал, а уже почти пять вечера. –
– Та е у меня.-
Вернулись в квартиру. Микола без предисловий занялся стряпнёй. Из баула были извлечены домашняя колбаса, яйца, банка солений – и всё это без ГМО. Своим духом и видом, думаю, способно вышибить слюню и у каменных истуканов. Я присовокупил остатки водки и хлеб.
Мы стали есть. Я, словно прилежный пациент, запивал чаем, заправленным презентованным вареньем. Миколе спиртного хватило на две маленькие стопочки, что его вполне устроило.
Суть конфликта, произошедшего в квартире сестры, он описал одним интегральным выражением:
– Це глына.– ( Что, догадываюсь, означало беспросветные бытовые взаимоотношения.)
Последней каплей стала реплика сибирского племяша, относительно миколиного жёлто-голубого спортивного костюма, который «крысёныш» (прозвище, озвученное ещё при игре в преферанс) идентифицировал как униформу общества китайских нетрадиционалов. Ответом стала справедливая (за Батькивщину) оплеуха, и далее, дабы не углублять конфликт, Микола ретировался из жилища. СП, на которого был прямой расчёт, дома не оказался. Следующей в списке временных баз шла моя квартира.
– Где потом оседать буду? Этот-то хочет остаться в столице, наче тут мёдом намазано. У меня так бизнес может прогореть. Прибить его что ли?-
– Стоит ли, из-за денег? Как-то не по божьему. – Я продолжать всё ещё тестировать свои предшествующие нравственные искания по этой теме.
Микола словно ждал этого вопроса, точнее, упоминание бога. Доселе я не наблюдал в нём особой набожности, оказалось – ещё как ошибался.
– Напомню тебе житие божье. Господа нашего, Иесуса Христа, прежде чем распять выставили на суд с вором Варавой. Так вот народ, фарисеи те, оставили в живых бандита. А ведь до того внимали его проповедям, да и потом, две тысячи лет почитают. Всё не мог понять: что это за фарисейство такое злобное. Недавно узнал разгадку: Христос-то под выступления занял храм, где были торговые ряды. Торгаши и порешили: говорить говори, а делу мешать не смей. Казнили нашего Спасителя, но он же простил грешников.-
*
Наступило молчание. Включили телевизор. Но и там, на случайно выбранном фильмовом канале шла немая картина, словно кто-то, подыгрывая нам, не решался нарушить нашу создавшуюся вдумчивую тишину.