1 сентября 1943 года я пошёл в 1-й «В» класс. Мою первую учительницу звали Александра Кузьминична.
Я не очень помню мои первые школьные годы. А то, что помню, к сожалению, не могу объяснить. Не могу объяснить, например, как получилось, что, придя в первый класс, я уже умел читать и знал наизусть довольно много стихотворений. Дело в том, что маме некогда было со мной заниматься, она должна была постоянно думать о том, чем нас с Вовой накормить и во что нас одеть. Может быть, я многое «схватывал» у Вовы и его друзей, к которым я всегда очень тянулся.
Учёба шла у меня легко, учился я с удовольствием. Параллельно с учёбой, участвовал в школьной самодеятельности. Ходил в шахматный кружок «Дома пионера и школьника» Щербаковского района, научился играть в шахматы и «заработал» там сначала пятую, а потом четвёртую категорию.
Пётр Розенкер
Я со своим первым аккордеоном
В третьем классе у нас в семье появился музыкальный инструмент. Это был трофейный немецкий аккордеон Hohner, небольшой, всего на 48 басов (называемый почему-то половинкой, хотя полный аккордеон имеет 120 басов). Он достался нам почти бесплатно от демобилизованного офицера, вернувшегося из Германии. Стал вопрос, кто будет учиться на нём играть. Решили, что учиться буду я. Через маминых знакомых нашли мне учителя.
Пётр Розенкер приехал в Москву из Одессы, где он руководил джазовым ансамблем. Участники этого ансамбля называли его «пианистом и аккордеонистом от Бога».
В Одессе, в сборнике еврейских песен, в его обработке была издана знаменитая песня «Ах, Одесса». Сам он записал собственную интерпретацию полузабытых и полузапрещённых шлягеров «Ужасно шумно в доме Шнеерзона», «Лимончики», «Попурри на темы еврейских свадебных песен», «Купите бублички!».
В Москве Пётр Розенкер выступал с оркестром в кинотеатре «Динамо». Певицей в его оркестре была Капитолина Лазаренко.
Он, действительно, был замечательным музыкантом.
И очень хорошим учителем. За два с половиной года занятий со мной он помог мне накопить довольно большой и разнообразный репертуар, от русских и еврейских народных песен до Штрауса, Россини, Баха. Он не только обучил меня нотной грамоте и обязательным гаммам и арпеджио, но постоянно внушал мне, что при исполнении любого музыкального произведения недостаточно только нажимать на правильные клавиши. Надо стараться понять характер произведения и пытаться выразить своей игрой своё личное понимание его.