По лицу Воина прошла тень, как гонимое ветром облако в погожий день. Темир уже смотрел за его плечо, и Воин обернулся в том же направлении. Дочка Шаманки стояла в толпе собравшихся. Он быстро отвернулся, поднялся на ноги и протянул руку Темиру. Но тот встал сам, собрав остатки гордости. Тут же к нему бросилась Тиылдыс, и он получил награду победителя, хотя был побеждённым. Народ же наблюдал за очередной парой борцов, поэтому никому не было дела до того, что двое целуются при всех. Только один сказал с доброй насмешкой:
– Гляди, украл звезду с небосклона и даже не обожжётся!
«Звезда» усмехнулась, не прерывая поцелуя.
***
Бесконечно долгая ночь подходила к завершению, когда Темир, проводив Тиылдыс, оказался у аила Шаманки, покачиваясь от недавно испытанного счастья и выпитого вина. Он только хотел спросить, поможет ли она ему. Воспоминания о странном происшествии не давали наслаждаться жизнью до конца, время от времени очень ярко вспыхивая внутри.
В аиле никого не оказалось, но, выйдя вновь наружу, Темир услышал приглушённые голоса. Он начал обходить небольшое жилище, замер, вжавшись в туго натянутый войлок, и различил два почти невидимых в темноте силуэта. Это была Дочка Шаманки, а перед ней стоял Воин. Очень близко стоял, легко касаясь пальцами её безвольно опущенных рук, лаская ладони невесомыми прикосновениями. Даже если бы он крепко сжимал её в объятьях, Темира бы не бросило в жар так, как сейчас. В этой невинной ласке было больше страсти, чем в самых горячих поцелуях, больше глубины, чем в самых откровенных речах.
Темир видел лицо Воина, теперь освещённое луной, и не узнал бы его, да только никто другой не мог стоять вот так с этой девушкой. От обычного холодного равнодушия не оставалось и следа. Черты смягчились, губы улыбались, глаза смотрели с бесконечной нежностью и любовью, хотя было в выражении его лица что-то покровительственное, будто он привык опекать её и отвечать за её жизнь.
Дочка Шаманки прижалась щекой к его груди. Её руки всё так же висели вдоль тела. Ладонь Воина легла на её спину между лопатками, едва дотрагиваясь. Каждый из них вёл себя так, будто другой был соткан из тумана и мог растаять, если вложить в ласку чуть больше настойчивости. Они о чём-то говорили почти шёпотом. Темир не слышал слов. Он и подсматривать-то не хотел, но стоял как заворожённый, даже ноги чуть дрожали от внезапно накатившей слабости. Ему будто открылись человеческие отношения, неведомые прежде. Другая грань чувств. Что-то неземное, высокое и светлое. Кроме того, Темир боялся быть замеченным при отступлении, не желая смутить их и сам смущённый до предела.