Раф сразу понял, что обычно суровый синг нервничает. И что самое удивительное: даже не старается скрыть этого.
– Вы обещали, ваше величество, – сказал Вансинг, облизывая пересохшие от скачки и ветра губы.
– Я выполнил всё, что обещал, не так ли? – хмуро ответил Сент.
Он встал на колени, разгребая гниющую листву, из золота переходящую в ржавую коричневую рыж. Рафу видна была его худая спина с торчащими сквозь мягкую кожу охотничьего камзола острыми лопатками. Император, не привыкший к такого рода положению, выглядел нелепо, но даже неестественно перегибаясь в нескольких точках, устрашающе.
– Не всё, – тихо, но упрямо произнёс синг. – Если не принять меры, он погубит… Мне нужна его голова. Законные основания.
– Знаешь, мне всё-таки Торсинг не был чужим. Я закрыл глаза на некоторые обстоятельства странных потерь в клане сингов, но…Как я объявлю твоего младшего брата государственным преступником? Какие у меня основания?
– Он исчез, – всё так твёрдо прошептал Вансинг. – Вполне вероятно, что Рин сейчас ищет убежища в Тумале. Перебежчик на сторону врага. Предатель. Государственный преступник. Чем не основания?
– Доказательства? – Сент кидал фразы, не оборачиваясь.
Он уже разгрёб наст хвои, и даже до Рафа дошёл тошнотворный запах разложения, таившийся под её верхним слоем. Вансинг закашлялся, а император даже не дрогнул. Он снял измазанную в ржавеющем золоте перчатку, и с трудом несколько раз повернул огромный перстень, плотно обхвативший его тощий палец.
– Но… – прокашлявшись, хотел продолжить синг, только император резко прервал его:
– Заткнись. Сейчас твоя очередь выполнить обещание. И ты сделаешь это!
Сент замолчал, продолжая крутить перстнем над очищенным участком земли, а Раф увидел, как резко побледнел обычно бронзово-смуглый синг. Сейчас лицо Вана казалось не темнее того самого снега, что накануне укрыл сказочным ковром долину.
– Это здесь, – голос отца стал довольным. Раздражение ушло из него, появилось сладкое удовлетворение, словно Сент вдруг получил нечто, к чему стремился добрую часть своей жизни. – Я не ошибся, и это точно – здесь.
Отец опять повернулся к Рафу спиной, и принц не понял, что именно случилось. Только золотой пятачок вдруг озарился серебряным светом, это сияние внезапно и стремительно вспыхнуло от фигуры Сента и растянулось холодным узким клинком, пронзающим землю. Раф скорее почувствовал, чем понял, что каким-то образом перстень на руке императора вдруг приобрёл эту форму. Он не поверил в случившееся, но где-то в глубине души твёрдо знал, что именно так оно и было.