– Соули, перестань краснеть, – сказал герцог ворчливо. – Тебе нечего стыдиться. Я все понимаю – тяжелый день, новый дом, стресс, вино…
«Что такое стресс?» – хотела спросить я, но решила, что вопросы собственного образования лучше оставить на потом. Рэйс, судя по всему, считал так же. Провернул меч в руке, отвесил короткий кивок бледной горничной и удалился.
– Госпожа Соули, может, успокоительного принести? Или молока?
Я качнула головой – нет, не нужно. Лучше объясни, почему мне приснилось… такое. И почему оно было настолько реальным.
– Ну я тогда пойду? – робко вопросила горничная. Она честно пыталась сдержать зевок, но не смогла.
– Конечно, – пробормотала я. – Конечно, идите.
– А свет погасить?
– Да.
Служанка неспешно потопала к выходу, я же со вздохом опустилась на подушки. Взгляд скользнул по расшитому серебром балдахину. Сиреневому…
– Стойте! – взвизгнула я. Вскочила.
Вечером, когда ложилась спать, было не до интерьеров, зато теперь… Я пристально вглядывалась в пространство. Стены задрапированы обоями из бледно-сиреневого шелка, кованые держатели светильников украшены керамикой в сиреневых тонах, гардины в тон балдахину, с точно такой же вышивкой. Обивка кресел, ковер, напольные вазы – все сиреневое.
– Эти покои. Что в них особенного?
– Простите? – На лице горничной проступило недоумение и… испуг?
– Не притворяйтесь, что не понимаете. Я видела, как все удивились, когда Рэйс сказал, куда меня селить.
Женщина побледнела и съежилась.
– Ну! – Да, я тоже умею рычать.
– Простите, госпожа Соули, но… в общем… – горничная шумно вздохнула, – в общем, особенного ничего. Мы удивились, потому что эти покои готовились специально для госпожи Ларре, невесты господина Райлена.
Внутри что-то сжалось, и сразу так больно стало.
– Райлен расторг помолвку, – напомнила я. Голос, вопреки желанию, прозвучал глухо.
Горничная сперва нахмурилась, потом улыбнулась, а после и вовсе рукой махнула.
– Ах, госпожа Соули! Все знают, что они обязательно помирятся.
– То есть?
– Ну понимаете… от таких девушек, как госпожа Ларре, не отказываются.
Я жестом отпустила служанку. Выяснять, что же такого особенного в бывшей невесте, не хотелось. Спорить – тем более. И хотя поводов сомневаться в Райлене не было, в душе зародилась тоска. Дикая, невероятно болючая.
Когда горничная погасила свет, я съежилась под легким одеялом. Никак не думала, что вновь смогу уснуть, но желанное беспамятство поглотило раньше, чем закрыла глаза.