– Не хочу долго мусолить эту тему. Во-первых, нелегко. Еще и вас загружаю негативом. Одно дело самому жить в грезах и воспоминаниях, пусть порой очень болезненных, другое, эту боль еще кому-то передать. Зачем? У каждого свое…
– Вы… Вы за нас не беспокойтесь. Вы рассказывайте, как удобно… – пролепетала Аталай, всхлипывая как ребенок.
– Мне удобно переходить к следующей фазе. Добавлю лишь, что чуть ли не вся армянская диаспора Москвы была информирована о болезни Джулии и каждый, кто имел отношения с Манучаровыми, старался проявить участие. Делали предложения увезти ее за границу: кто в Израиль, кто в Германию, кто еще не помню куда – у кого где завязки. Лучшие онкологи России были задействованы сначала в постановке диагноза, после в лечении. Я только тогда по-настоящему осмыслил всю мощь и влияние манучарового клана.
– Так значит, диагноз все-таки подтвердился? – вновь с дрожью в голосе заикнулась Аталай.
– Увы, да, – вздохнул Длинный, – при том уже в неоперабельной стадии. Джулия была очень терпелива. На каждую боль или недомогание старалась не реагировать. Мы после вспомнили ее участившиеся в последнее время головные боли, тошноту, которую она объясняла сначала беременностью, после, мигренью. Так и шутила, мол, у меня болезнь аристократов.
Врачи разводили руками. Только чудо. Молитесь…
Скольким безнадежным больным они эту фразу говорили. Знаешь, что чудо не случится, но все равно надежду не теряешь. Она тихо тлеет в твоей уже застывающей, скорбящей душе, пока окончательно не потухнет.
Человек живет, и у него всегда ложная уверенность, что с ним ничего плохого не случится. Беда его не коснется. Что все это предназначено для других, а он избранный. Весь мир крутится чуть ли не вокруг него.
Какая чушь!
Он это понимает, когда беда его не только касается, а уже терзает в клочья, душит в объятиях…
Джулия наотрез отказалась от химиотерапии, не хотела сталкиваться с ее последствиями. Она была глубоко религиозным человеком, фаталисткой по натуре. Она просто молча и покорно приняла этот самый страшный и смертельный удар судьбы в своей молодой, еще не познавшей полное счастье жизни. Попросила любимую Библию, и она до самой ее кончины находилась над ее головой сначала в палате, позже дома.
Проконсультировавшись с авторитетами в этой области, мы вконец отчаялись. И не стали настаивать. Все было бесполезно. Мы обрекли бы ее на дополнительные муки.