Ближе к вечеру меня перевели в палату к другим роженицам. И там то же самое чувство, которое охватило меня еще в предродовой, только многократно усилившееся, накрыло с головой просто. Здесь лежали счастливые мамочки – кто с первым ребенком, кто уже со вторым или третьим – и радостно предвкушали встречу со своими младенцами. А я не знала даже, кто у меня родился, не знала, жив он сейчас, этот крошечный человечек, или нет, и никто не мог мне ответить на эти вопросы. Все медсестры, заходившие в палату, отворачивались от моего немого вопроса, а когда я спрашивала напрямую, отговаривались незнанием.
Я едва могла дождаться утра, почти не спала эту ночь, несмотря на усталость. И когда моим соседкам принесли детей на кормление, я не отпустила медсестер, пока они не ответили мне, что про моего ребенка надо спросить у врача детского отделения. И я сразу же пошла туда.
Врач неохотно отвечала на мои вопросы. Она сказала, что у меня родилась девочка, но она весит меньше килограмма, и ее почти сразу после родов увезли в областную больницу, потому что там есть реанимационное отделение. Что туда можно звонить, но лучше не отрывать врачей от работы лишний раз. Часы посещений там тоже есть, но она не знала точно, какие. Сплошная тайна и неизвестность, но я хотя бы выяснила, что у нас дочь. Ваня тем временем пытался дозвониться до роддома и слышал еще меньше ответов на свои вопросы, чем я.
Те три дня, которые я прожила после, я помню, как сквозь сон. Единственное, что меня поддержало тогда – знакомство с девочкой, которая родила ребенка на том же сроке, что и я. Только ее ребенок погиб почти сразу. Видимо, именно ее имели в виду санитарки, когда говорили про меня «еще одна». Эта девочка держалась очень мужественно. Дома ее ждали старшие дети, но в той ситуации это очень незначительно умаляло ее переживания. И она еще находила силы утешать меня и говорить, что мне обязательно повезет больше.
Видимо, желание как можно скорее увидеть, наконец, своего ребенка, и узнать, что с ним сейчас, способствовало моему быстрому восстановлению. А может быть, так получилось потому, что все-таки беременность у меня вышла такая недоделанная. Так или иначе, но я настояла, чтобы меня выписали через три дня после родов, и врачи не видели препятствий этому. Я вышла из роддома одна, прошла через увешанную шариками и фотографиями ликующих родителей и щекастых младенцев выписную, и сама не понимала, откуда у меня берутся силы не упасть прямо тут на пол и не зарыдать. Наверное, я понимала, что в таком случае меня не выпишут. Поэтому зарыдала я только тогда, когда вышла за ограду роддома. Ваня меня не встречал, потому что он не знал точно, когда меня выпишут, а сообщать об этом у меня не было сил. Так что, посидев на холодном, засыпанном снегом цоколе ограды и проплакавшись, я встала и пошла домой.