«Почему, баб?» И тогда она рассказала мне вот такую историю.
…Умерла как-то молодая поповна. Погоревали, отпели, да и похоронили её рядом с церковью на погосте, одев по нарядному и богатому, недалеко от того места, где сами жили. Как раз там, где сейчас всё раскопали. Так вот, на богатое одеяние и позарились лихие люди. Раскопали свежую могилу ночью. Сняли крышку с гроба, а поповна возьми да и сядь в гробу-то. Людишки поразбежались, а поповна место узнала и домой пришла. Постучалась. Попадья, её мать, спрашивает: «Кто?» – «Это я, мама». О чём они всю ночь говорили, никто не знает, только утром люди нашли замёрзшую до смерти поповну на крыльце по одну сторону запертой двери и совсем седую, умом тронувшуюся мать – по другую…
Я просил бабушку рассказать ещё что-нибудь, но она только улыбалась, задумчиво глядя в сторону, да прижимала меня к себе покрепче…
Возле нашего дома было сельпо, у сельпо была сторожка, у сторожки были сторожа. По разным надобностям и мы, малые, там бывали, чаще с взрослыми. В сторожке всегда пахло как-то по-особенному. Позже этот запах, один в один, я почувствовал в зимовье, когда мы уходили из него и заливали водой непогасшие угли в печи. Теперь я полагаю, что этот запах сторожке придавала необходимость залить угли перед тем, как сторожу лечь спать. Но я не про запах… Одним из сторожей была, как нам тогда казалось, сердитая бабка с редкими зубами, колючим взглядом и противным прокуренным голосом. На дежурство она приходила не одна, а тащила через дорогу (жила напротив) перекинутое через плечо нечто тяжёлое, завёрнутое в покрывало. На мои расспросы мама ответила, что это сын её, но он того… Я ничего не понял, пока не увидел его сам.
Как-то во время дежурства этой женщины мы с отцом для чего-то зашли в сторожку. Он лежал, отвернувшись к стене, густые вьющиеся тёмные волосы были короткими, а всё остальное у него было длинное – лицо, нос, пальцы, которыми Он водил по стене. А ещё у Него была синяя, вернее, бледно-голубая кожа, даже высунутая из-под одеяла длинная стопа была голубой. Я не мог отвести взгляда. И вдруг Он загукал, как малолетний ребёнок. Женщина тут же оказалась рядом с ним, и куда девалась противность из её голоса, куда девались резкие сердитые движения? Она кормила Его ложечкой из кружки, что-то выливалось у Него изо рта, она заботливо вытирала голубой подбородок и синие губы тряпкой. А Он бездумно водил глазами по ней, по нам, по потолку. Я невольно взял отца за руку…