– Высокий ты у меня какой!))) – в третий раз похлопав сына по плечу, сказал отец, когда они стояли возле машины.
Пожал руку отцу, обнялся с матерью (как это бывало редкий раз) и, двигаясь в непривычном ощущении по аллее к КПП, помахал бибикнувшему отцу. Ногами толкнул турникеты, горевшие зелёным светом, спустился к своему корпусу пятьдесят метров тропинки и, сделав улыбку вахтёрше, поднялся на пятый этаж, бочком обойдя прочих первокурсников и их родителей. Вернулся в комнату.
Когда молодой человек второй раз вошёл в неё, в голову к нему наконец явилась не запылилась мысль, которая была уполномоченным представителем его будущего в детстве. В ней он заходит в некую комнату, в которой будет жить один, и тотчас же ощущает себя взрослым человеком. Всё.
Дверь открылась, и в комнату собирался влететь медик, громкий голос которого сказал молодому человеку о своём соседе больше, чем всё их следующее сожительство, или, точнее, напротивокровательство: в тот момент, когда медик, сняв полотенце с плеча, почти перешагнул порог комнаты, но развернулся, чтобы крикнуть что-то скабрёзное в конец коридора, первокурсник наметил себе карандашом точки, по которым он пройдется ножницами, когда будет вырезать идеальный образ соседа из своей мечты. Ни о каком со, совмещении быта и сообщении деталей, необходимых для понимания эмоциональной картины, героем которой будет молодой человек, не могло быть и речи. Потому что молодой человек не держал бы полотенце на плече, не кричал бы ничего в коридор и, тем более, не ходил бы с голым торсом, как сделал медик, который, в конечном слове, словно отбитым бейсбольной битой, наконец перешагнул деревянный порог комнаты.
– Здравствуй!) – Поприветствововал нового соседа медик, упаковывая его рост и телосложение в портрет, на котором ничего, кроме высокого роста и худощавого, но широкоплечего телосложения, не стало для медика важной деталью; по опыту медика, из двух подобных деталей можно сделать вполне комфортные взаимоотношения с новым знакомым.
Медик протянул свою правую руку первокурснику, вскочившему с кровати, которая стояла самой ближней к двери, в отличие от кровати медика, стоявшей подобно шахматной клетке другого цвета, у окна.
– Здравствуй), – сказал первокурсник, пожимая сухую руку мокрой, потом сцепил руки за спину, как бы смущаясь того, что они мокрые, и тотчас же обратил лицо медика в чуть более привлекательное, каким оно, к сожалению, не было на самом деле; но мысль о том, что не фортануло с красивым соседом, вступила в перестрелку с местным художником, которого молодой человек зовёт всякий раз, когда на классической картине, с которой всё понятно, надо сделать парочку сюрреалистических мазков, чтобы, шагнув назад, увидеть то, чего не было изначально, и чуть-чуть пообманываться, что свежая краска удачно легла поверх оригинальной и скоро засохнет.