На следующий день жизнь закрутила меня в новых вихрях, неудержимо и предсказуемо, и уже через месяц я и думать забыла про Сашка. То есть, я, конечно, его помнила – наша с ним фотография, где на мне было мое любимое маленькое черное платье, стояла в моей замечательной, я бы даже сказала, роскошной – с легкой руки незабвенного Сашка – квартире на самом видном месте. Но под грузом новых дел и новых событий его образ как-то слегка стерся и потускнел.
Однажды вечером, когда я уже вся с ног до головы обмазалась ночным кремом, в моей квартире раздался телефонный звонок.
– Слушаю, – сказала я недовольным голосом – мне пришлось обмотать трубку телефона полотенцем – на моих руках лежал сантиметровый слой жирнющего питательного крема.
– Это Зинаида Иосифовна? – приятный грудной голос проворковал мне прямо в ухо.
– А кто же еще? – так же недовольно ответила я. – Кто это?
– Зинаида Иосифовна, это вас беспокоит некто Вильбрант Давид Семенович. Я юрист, – грудной голос был профессионально-вкрадчив. Я насторожилась.
– Юрист? Какие юристы звонят по ночам? Уважаемый, вы бы придумали что-нибудь поинтересней, – почти проорала я в трубку, но голос был настырным. Он проворковал, ничуть не испугавшись моего гнева:
– Прошу вас, выслушайте меня. Это же в ваших интересах. Дело в том, что я действую по указанию Александра Владимировича. – Я озадаченно молчала, пытаясь сообразить, о ком идет речь. Голос мне неожиданно подсказал правильный ответ: – Сашок. Так, кажется, он любил именовать себя в некоторых кругах…
Я не дала ему закончить:
– Сашок? Что с ним? – в моем голосе, видимо, было столько неподдельной тревоги, что его голос стал намного мягче, чем даже был до сих пор.
– С ним? С ним ничего. К сожалению, в его положении уже ничего измениться не может. А вот для вас у меня есть хорошие новости. Но мне не хотелось бы сообщать их вам по телефону.
Я почему-то разволновалась и теперь лихорадочно стирала с рук масляный крем небольшим махровым полотенцем. Крем размазывался, прилипая к полотенцу большими жирными кусками, и шлепался на пол аккуратными тягучими кучками. Я еще больше разнервничалась и теперь металась вокруг телефона, словно полоумная, размазывая крем по всему, к чему я прикасалась. Телефон пострадал больше всех – почти весь слой крема, который был предназначен для моих рук, перекочевал на его отливающие глянцем, старинные бока. Увитый шелковой нитью шнур этого антикварного предмета был весь в жирной, но приятно пахнущей мази, которая обходилась мне в двести долларов за крошечную фарфоровую баночку.