Когда-то всадники обрушивались на вражеские крепости, как волны на скалы. (Большинство из них никогда не видало ни волн, ни скал, но путешественники привозили рассказы о них из далеких стран.) Теперь всадники истребляют врагов, загоняют их в крепости, требуют капитуляции, и если капитуляции не последует, заводят свои машины, чтобы уничтожить их города изнутри.
Но машинам нужны дрова, и воины отправляются в поход, воровать у привидений.
Рэд несколько дней не вылезала из седла и теперь спешивается в гуще леса. На ней – плотный серый халат, подпоясанный шелковым кушаком, ее волосы спрятаны под меховой шапкой, согревающей кожу головы. Она тяжело ступает. Широко расправляет плечи. Она играет эту роль не меньше десятилетия. Женщины тоже путешествуют с ордой, но сейчас Рэд – мужчина, во всяком случае, в глазах тех, кто отдает ей распоряжения, и тех, кто в свою очередь исполняет ее.
Она запечатлевает экспедицию в своей памяти, для отчета. Она выдыхает воздух клубами, те сверкают, когда в них кристаллизуются льдинки. Скучает ли она по паровому отоплению? По стенам и крышам? Скучает ли она по вшитым в руки и ноги, вмонтированным в грудную клетку «спящим» имплантатам, которые защитили бы ее от морозов, остановили чувства, наложили по всей коже силовое поле, чтобы уберечь ее от эпохи, в которой она очутилась?
Не особенно.
Она отмечает насыщенную зелень деревьев. Замеряет скорость их падения. Запечатлевает белое небо, кусачий ветер. Она запоминает имена людей, мимо которых проходит. (Большинство из них – мужчины.) Проведя десять лет под прикрытием, примкнув к орде, доказав свою нужность и добившись положения, к которому она стремилась, она чувствует, что готова к этой войне.
Она подготовила себя к ней.
Она осматривает сложенные бревна на предмет следов гнили, и люди перед ней расступаются из уважения и страха. Ее чалый фыркает, роет копытом землю. Рэд снимает перчатки и проводит по древесине кончиками пальцев, бревно за бревном, кольцо за кольцом, прощупывая возраст каждого.
Она замирает, когда натыкается на письмо.
Опускается на колени.
Остальные толпятся вокруг: что ее так встревожило? Дурное знамение? Проклятие? Какой-то изъян в лесозаготовках?
Письмо начинается из сердцевины дерева. Кольца – тут толще, там тоньше – складываются в символы алфавита, незнакомого никому из присутствующих, кроме Рэд. Слова мелкие и местами размытые, но все же: десять лет на строчку текста, а строчек – много. Проложить корни, год за годом подкладывать или убавлять удобрения – на написание этого послания должно было уйти не меньше века. Не исключено, что среди местных жителей ходят легенды о некой фее или ледяной богине, обитающей в этих лесах, которая мелькнет на мгновение, а затем исчезнет. Рэд гадает: что выражало лицо Блу, когда она оставила первую иголку.