Нэй вспомнил суд и казнь. Привязанного к столбу Элфи, хворост, занимающееся пламя.
– Георг! – взывал предатель. – За что меня сжигают, Георг? Почему ты молчишь?
Элфи поперхнулся кашлем. Это Нэй, смешавшийся с толпой вельмож, заклятием прервал последние слова умирающего. Они уже обо всем поговорили, Нэй и Элфи. Долгими вечерами, за бутылкой вина, обсуждая будущее Полиса и – шепотом – будущее герцога Маринка. Те беседы привели бы на костер обоих, но огонь пожрал лишь четырнадцатого.
Нэй сощурился. Шепот мертвых детей заглушили тяжелые шаги.
Каменные китобои маршировали по коридору. Плитка крошилась под их пятами. Отлетали скамьи. Суровые лица поросли ракушками, гарпуны синхронно кололи воздух.
Пришла пора Нэю пятиться. Ни шпага, ни свинец не справятся с этими десятифутовыми исполинами. Магия овеществления – конек Элфи. Сотворенные им мыслеформы, тюльпы, существовали несколько часов. Создавая копию герцогини, он проникал в покои милорда Маринка, чтобы шпионить… Из прошлого аукнулся несвоевременный вопрос: «Разве не знал ты, Георг, о моих деяниях, разве не смеялся, услышав, что герцог возлежал с тюльпой и не отличил ее от супруги?»
Да, китобои были лишь мыслями колдуна, но эти мысли не уступали камню по прочности, а их гарпуны могли пригвоздить зазевавшуюся жертву к полу.
Нэй бросился в узкий боковой коридор. Статуи, став на секунды мягкими, словно из воска, протекли за ним.
Тюльпы самого Нэя, плохонькие, кособокие, жили пару минут. Он не тренировался годами. Но в лабиринтах храма Нэй вспомнил важный урок наставника. Сосредоточился и прервал связь с детьми. Всхрапнул, исчезая из поля восприятия, Вийон. Сняв третье заклинание, Нэй застонал от боли. Левая рука безвольно повисла. Кровь пропитала рукав.
Не думать о боли. О тупике впереди. Сплести три нити воедино. Высота, глубина и ширина. Высота, глубина…
Жуткий треск наполнил тоннель. Заставил китобоев замереть. Они недоуменно мотали каменными головами. Загнанный в ловушку Нэй присел на корточки, заслонившись здоровой рукой. Стена разлетелась, брызнув кирпичом. Уродливая морда сунулась в пролом. Божество из эпох, канувших в Реку времени, переступило через кирпичи. Черный нос на бежевом рыле, круглая башка, увенчанная плоскими блинами ушей. Желтые ботинки громко топали, пришитые к красным штанам пуговицы были больше, чем головы китобоев. Гиганту приходилось горбиться, гнуться до пола.