Сомневался Нэй и в готовности герцога подписать пропуск на выход в Мокрый мир для простолюдинки, освобождение которой из лап падальщиков не принесло городской казне ни грана золота. Поэтому заверил общий пропуск для команды из шести человек.
Кто-то тронул его за руку. Нэй повернулся. Лита смотрела на него с прищуром.
– Чего тебе? – спросил колдун.
– Хочу послушать, к какому черту речному нас несет на этот раз.
– Сама знаешь.
– Ой, сомневаюсь.
Нэй мысленно прикрыл глаза рукой. «Если я к этому привыкну, вздерните меня на рее». Чтобы не смотреть на наглую девицу, он перевел взгляд на серые волны.
Лита присела на корточки, уперлась лопатками в высокий фальшборт.
– А правда, что над Соленой рекой дует ветер безумия?
– Он дует над всем миром. – Нэй пожалел о сказанном, едва слова сорвались с языка.
Лита одарила его глухим смехом.
– Не знала, что ты поэт! Посвятишь мне стихотворение, а? Ладно, не серьезничай… Я о другом. Отец рассказывал о кораблях без команды, которые находят в Реке. Нетронутые вещи, на борту ни капельки крови, словно экипаж сам прыгнул за борт.
– Может, и прыгнул, – сказал Нэй, – только ветер тут ни при чем.
– А что при чем?
– Блуждающие волны. Или… сирены.
– Такой большой, а в сирен верит!
– Не верю, а знаю. Я их видел.
Он повернулся к сидящей девушке и наткнулся взглядом на ее большие карие глаза. Ему удалось ее удивить. На секунду.
Лита рассмеялась.
– А ты мастак на небылицы! Я почти поверила! – Она перестала смеяться. – Расскажи мне о месте, куда мы плывем.
– Джорди Каллен умер, пытаясь это выяснить. В северной воде может быть что угодно.
– А Косматый маяк – это остров или?..
– И остров, и маяк.
– Остров назвали в честь маяка? Тоскливо им там, наверное.
– Ему.
– Что?
– На острове живет только смотритель маяка.
Лита изобразила на лице смертельную скуку. Встрепенулась.
– А почему Косматый?
– Увидишь.
– А Пятна Дьявола?
– Так называют слепые области на карте.
«Каллен» шел по бескрайней Соленой реке. Вийон резвился в такелаже. Матросы скатывали палубу.
Матросов было пятеро. Трое черных, больших, мускулистых и почти незаметных, и двое белых: седовласый здоровяк Томас, шершавый и твердый, как булыжник, и малый с жутко несимметричным лицом, словно состоящим из половинок двух разных лиц, которого Томас называл Сынком. Сынок постоянно косился на Литу и разве что слюни не пускал.