Когда вдова поинтересовалась, откуда взялся мальчик, Ролло был вынужден с болью в сердце обмануть женщину. Не мог же он, в самом деле, сказать ей, где нашел мальчика! Он опасался, что подобное откровение непоправимо испортило бы их безмятежные отношения. Пришлось сочинить басню о безымянном сироте, которого Ролло во время своих странствий подобрал у запертых ворот монастыря госпитальеров (ох уж эти монахи!). Ролло украсил повествование такими правдоподобными и живописными штришками, что на секунду и сам явственно представил себе это: темная неприветливая громада монастыря, проливной дождь, собачий холод, вселенская тоска и, в довершение картины, – комок безнадежности у немых ворот, который лишь случайно попадает в свет фар проезжающего мимо автомобиля. Ролло останавливается и вылезает из теплого уютного салона под мерзкий дождь. Ледяные капли стучат по черному плащу, собираются в струйки, стекая с полей шляпы. А в машине у Ролло есть плед, еда и горячий кофе в термосе…
Кто хотя бы раз не примерял на себя нимб Спасителя? Во всяком случае, Ролло был чрезвычайно убедителен. Вдова пустила слезу умиления и не пожалела для «бедного сиротки» лишнего пирожка.
Что же до имени, то Ролло назвал мальчика Каналем. Сделал он это не без задней мысли – если бы понадобилось выдать его за девочку, Каналь легко трансформировался в Каналью. Для уличного балагана такой персонаж был неоценимой находкой. Оставалось только завязать ему платок на шее, чтобы прикрыть шрам от струны, и предупредить мальчишку, чтобы держал пасть на замке. Впрочем, Каналь и так не отличался разговорчивостью. Тот зловещий и почти нечленораздельный шорох, который иногда исходил из его искалеченной глотки, Ролло понимал без труда. Константа первое время пугалась, а потом привыкла.
Они зажили внешне как полноценная семейка. В гараже у вдовы стоял старый пикап галантерейщика. С любой техникой Ролло был на «ты», и руки у него росли откуда надо. Он быстренько приспособил пикап для своих нужд и размалевал его кузов, не поскупившись на богатства палитры: сказочные животные на фоне психоделического буйства красок.
Ролло также починил патефон вдовы, чем окончательно покорил ее сердце – на корпусе патефона имелась бронзовая табличка с выгравированной надписью: «Любимой Константе в день свадьбы от Данте». Ролло не стал уточнять, кем был этот Данте. Во всяком случае, галантерейщика звали иначе.