– Проходи, Олейник, присаживайся, – сказала мне завуч, злобно сверкая глазами, похожими на смородину, подёрнутую «мучнистой росой», такая зараза нападала на дачные кусты смородины, Кира рассказывала и показывала даже, поэтому сейчас это сравнение и пришло мне в голову.
Татьяна Юрьевна, наша замечательная классная, бросила на неё недовольный взгляд и сказала мягко:
– Иди сюда, Таня, сядь рядом со мной.
Татьяна Юрьевна не напрасно была заслуженным учителем, она и человеком была замечательным, болела душой за каждого из нас, и сейчас я почувствовала, что она приготовилась защищать меня.
– Ну хорошо, Татьяна Юрьевна, я вижу, вы взяли на себя роль некоего защитника, хотя никто тут никого ни в чём обвинять не собирается, – дёргая бледными ноздрями блестящего острого носа, проговорила завуч. Вот она этим клювом и приготовилась меня клевать… Впрочем, оказалось не только меня. – Тогда, может быть, вы нам ответите, что с вашими учениками происходит?
– Я не понимаю, для чего устроено это судилище, товарищи, – сказала Татьяна Юрьевна, оглядывая всех. – Для чего вы позвали девочку? Вы Таню Олейник знаете с какого?.. С третьего класса? Или со второго? Я – с четвёртого. И она из моих лучших учениц, моя гордость. А то, о чем вы намерены теперь тут говорить… Я вам не позволю, вот что!
Она вдруг повернулась ко мне и сказала:
– Иди-ка, домой, Танюша. Я вечером сама позвоню твоей маме или тебе.
Я поднялась нерешительно. Но Татьяна Юрьевна повторила:
– Иди.
– Татьяна Юрьевна, что за самоуправство?! Неуважение к дирекции, представителям РОНО и райкома комсомола?! Кто позволил вам вольничать и отпускать ученицу?
Я испугалась, что из-за меня мою любимую учительницу накажут или будут распекать, и проговорила снова:
– Татьяна Юрьевна… – я хотела спросить, может, лучше я останусь.
Но она повернулась ко мне, сердясь:
– Ты ещё здесь?! Я сказала тебе, Таня, иди! Сейчас же иди домой!
И пока я дошла до двери, успела услышать от неё, поднявшейся со своего стула:
– Вольничать мне позволило звание заслуженного учительства, это, во-первых. Во-вторых: то, что я сама женщина и мать, а в-третьих: мучить девочку я не позволю. Не те, знаете ли, времена!
Вслед за её словами зашумели, перебивая друг друга, крича о вседозволенности и «сексуальной революции», но я уже не слышала, спеша по пустым и гулким коридорам школы за своей сумкой, чтобы поскорее уйти домой. Похоже, школу я закончила…