Закончив писать, Батюшин резко поднялся и быстро вышел из-за своего стола.
– Ну, здравствуй, тёзка! – устало улыбнувшись, негромко обратился ко мне Николай Степанович. – Подходи, не бойся!
– Здравствуйте, Николай Степанович! – сделав несколько коротких шагов навстречу и стараясь избежать излишней фамильярности в отношениях с человеком, знавшим меня с детства, вежливо поздоровался я.
– Ну, ну… Николай… Коля… расслабься, – по-отечески приобнял меня за плечи Батюшин. – Присаживайся, вот, сюда – на диван, так как разговор у нас с тобой будет весьма долгим и не простым.
Я, невольно заинтригованный таким неожиданным и многообещающим началом, молча присел на краешек кожаного дивана у окна.
Батюшин сел рядом и, немного помассировав пальцами свои виски (видимо, у него сильно болела голова), начал разговор с общих вопросов.
– Скажи-ка мне, Коля, сколько тебе сейчас полных лет?
– Двадцать пять исполнилось в декабре.
– А чин штабс-капитана когда был присвоен?
– Через неделю после моего двадцатипятилетия.
– А какое военное училище ты оканчивал? Ах, да… не отвечай. Сейчас сам вспомню… Константиновское?
– Так точно, Николай Степанович – Константиновское!
– Женат?
– Никак нет – холост!
– А, что, так, Коля? Ты, вон, какой красавец вымахал… орёл, да, и только!
– Да, как-то, не встретил ещё свою единственную, а тут, ещё, война… Не до этого сейчас.
– И, то верно, – задумчиво согласился со мной Батюшин.
Я заметил, что во время всего разговора он неотрывно думал о чём-то своём и лишь слегка прислушивался к моим ответам, чтобы не потерять нить нашей беседы.
– Давно своих не видел? – вновь вернулся он к своим вопросам.
– Благодаря Вашему отзыву с фронта, сегодняшнюю ночь я провёл дома. Так что, успел повидать их всех.
– Как они себя чувствуют? Как отец? Я с ним уже, поди, два года не виделся.
– Благодарю, Николай Степанович, все чувствуют себя хорошо. Отец, читая газеты, без конца вспоминает свою военную молодость и, стряхивая пыль с золотых погон висящего на вешалке полковничьего мундира, ругает свою, плохо слушающуюся после ранения, ногу. Матушка хандрит понемногу. А сестра уже год, как преподаёт в женской гимназии. Вот, только, в личной жизни у неё ничего, пока, не складывается… а, ведь, ей уже двадцать три…
– Ну, ничего. Двадцать три – не сорок три. Найдёт она ещё своего суженого. А скажи мне, Николай: как у тебя обстоит дело с французским языком?