Наконец дойдя до первой остановки, я отметил, что не могу пошевелить пальцами, даже чтобы открыть термос, воды в котором осталось лишь на один глоток. «Обезвоживание, вот как я умру», – пронеслось в моей голове. Именно пронеслось. Это не было моей мыслью, скорее, чем-то из глубины веков и моего собственного сознания. Я припал к земле и, набрав рассыпчатого снега в замёрзшую ладонь, высыпал в рот.
Какая-то женщина с дочкой осмотрела меня с головы до ног и отошла подальше. «Дура! Я здесь нахожусь на грани жизни и смерти. Впитывайте знания, покуда жив», – вопила древняя часть меня. Они могли стать последними, кого я увижу.
Я засунул ладони под рубашку и прислонил их к рёбрам. Это подействовало, и я едва не заплакал от осознания: у меня появился шанс. Нужно было только добраться до посёлка. Там мне точно помогут. Я назову свой адрес и потеряю сознание на руках неравнодушных граждан. Жена узнает о моей смерти по телефону.
Проблема была в том, что я не смог бы вспомнить сейчас даже своё имя. Единственное, что я знал: за следующим поворотом будет остановка, затем голова курицы, дорожный знак, разрубленный собачий туп и путь в гору, на котором будет только одна огороженная остановка.
Я прошёл мимо трупа пса, снова отогрелся на остановке, и вышел на просёлочную дорогу, защищённую от ветра деревьями. Я облегчённо вздохнул, и тут мне стало по-настоящему страшно: мозг, последние два часа функционировавший у последней черты, медленно начинал приходить в себя. Меня забила крупная дрожь.
Я пару раз слышал об альпинисте в зелёных ботинках, но никогда не вставал ни на одну из сторон в дискуссии об этичности использования тел в качестве дорожных отметок. Может, это слегка необычно, но, в конце концов, Земля была усыпана трупами и состояла из них чуть менее, чем полностью. Планета давно стала кладбище жизни, а не её колыбелью.
Как атеист я никогда не видел большой разницы между человеком и животным. Но в тот момент обоих я мог прировнять разве что к камню. Они стали для в лучшем случае ориентирами, в стандартном – декорациями. Я дошёл до состояния полного и абсолютного цинизма. Никогда до и никогда после я так болезненно не ощущал себя рептилией. У меня не было ни личности, ни эмоций, только глухая жажда жизни и пустые блестящие глаза.