Меня стошнило, кто-то подал салфетки и воду. Меня не пытались увести, пожилой усатый инспектор посадил меня в патрульную машину, а парнишка, форма на котором висела мешком, незаметно вложил в руку брелок. И тогда я разрыдалась.
Мой муж погиб на месте. Не знаю, что заставило Макса в тот вечер поехать через этот перекресток. Обычно, он объезжал квартал, не хотел рисковать ради нескольких минут времени, и постоянно просил меня не ездить там. Каменный забор закрывает обзор на поворот в девяносто градусов, и тут всегда хватало пьяных подростков, которые любят повыпендриваться перед такими же пьяными подружками.
Машину Макса, черный Nissan Terra, протаранил пьяный на Mercedes GLE. Превышение скорости, кроме того, что он ехал пьяным и его ремень не был пристёгнут – он умер в больнице через несколько часов, после того, как не оставил моему мужу даже шанса выжить.
Самый сложный период наступил после похорон. На них собрались только самые близкие, несколько его коллег, общие друзья, мои родители. О его родных я ничего не знала, их не было и на нашей свадьбе. Дина почти не выходила из комнаты, но я старалась развеять этот липкий туман хотя бы вокруг нее. Сейчас моего надежного и сильного мужа не было рядом, впервые за долгие годы нашей семейной жизни я вынуждена была сама стать сильной. Давно забытое чувство – справляться в одиночку со своей болью. Директор фирмы отправил меня в отпуск, опасаясь, что я сорву крупный контракт, я не могла нормально работать, но я была даже рада – сейчас, как никогда прежде, я нужна своей дочери.
Я заварила кофе и взяла чашку. Черные узоры вокруг нежно – голубой ручки – любимая чашка Макса. Я как будто видела эту чашку в его руках, кофе по утрам и крепкий черный чай вечером.
Ароматный пар поднимался над чашкой, я смотрела на него какое-то время, потом взяла чашку за ручку и вскрикнула. Донышко чашки провалилось, на полу растеклась лужа, как большая коричневая клякса, горячие капли жалили ноги.
Руки задрожали, чашка разлетелась осколками рядом с пролитым кофе, я упала на колени, и разрыдалась, горько, взахлеб. Сейчас я не была сильной женщиной, которая занималась организацией похорон, поддержкой дочери, как будто не было этих дней самоубеждения: «ты сильная, ты переживешь это, ты справишься». Сейчас я сидела в луже кофе, и мне казалось, что сердце стало настолько огромным и тяжелым, что я просто задохнусь. Оно перекрыло легкие и гортань, и я никак не могла закричать. Чувство непоправимости. Так чувствует себя муха с оторванным крылышком, или сорванный цветок. Я знала, как все исправить, как я должна была поступить. Но уже не могла. Бессилие распухало, в какой то момент я совсем перестала дышать, мне хотелось, что бы сердце прямо сейчас разорвалось, чтобы сознание начало гаснуть, затухая постепенно, по краям, как начинает тлеть письмо, брошенное в камин. Сначала один уголок, потом другой.