Истории привокзальной площади - страница 12

Шрифт
Интервал


– А во-вторых, какого хрена, Тася? – Он возмущенно высказывал ей за ее поведение, догоняя ее по пути к черному ходу. – Моисей чуть с ума не сошел!

– Так ему и надо! Старый предатель!

– Тася! – Он схватил ее за запястья и развернул к себе. Потом замолчал. – Господи, дать бы тебе по твоей умной лысой башке. Но не могу.

– Что ж мешает? Вы же можете управлять моей жизнью, забирая телефоны? А что, ударить слабо? – Она вдруг снова рассвирепела.

– Поцеловать тебя хочется, – вдруг как-то по-мальчишески беспомощно признался он.

– А, ну так, это уже мелочи. Я так понимаю, мне с тобой и спать придется? – Она бушевала. А он отпустил ее руки и пошел по коридору, не оборачиваясь.


Он сидел на парапете и курил. Она пристроилась рядом.


– Извини. – Зачем-то положила голову ему на плечо. Он перекинул сигарету в левую руку, а правой накрыл ее висок и щеку.

– Это ты извини. я правда хотел все тебе в лоб сказать. но Моисей отговорил, мол, она шальная, такое даже слушать не будет.

– Моисей, мой любимый старый еврей, – Она смеялась и поворачивала лицо к его ладони, чтобы осторожно коснуться губами руки. – Он был прав.


Он выбросил сигарету и обеими ладонями притянул ее к себе за шею. Они были буквально в сантиметре друг от друга. И ее вдруг начало приятно трясти от этой близости.


– Тася, я убью любого, кто попробует сделать тебе плохо. Я тебя люблю так, как никто и никогда тебя любить не будет. – Он чуть приблизился, но остановился. Будто в шахматах – на одну клеточку. А теперь твой ход. Она замерла, оцепенела. Потом вдруг впилась в его губы. Жадно, агрессивно. Она давно не целовалась. В последнее время она устала от этих мальчиков, которые попадались и отсеивались.


Моисей курил со старого Тбилисского балкончика над ними и думал, что если они сейчас не остановятся, то завтра в газетах появится просто шок-контент. Ну, и ладно. Пусть будет. Все к деньгам.


«У меня все Ок»



Он вышел. Она закрыла дверь на засов. Ключи повесила на крючок, так проще курить в подъезде.


На прощание он пытался поцеловать ее в губы. Она осторожно увернулась. Получилось – в шею. Он задержался и сделал вдох. Вкусно. Смесь табака и ЕЕ запаха. Он такой, особенный. От уютных женщин пахнет супом, детскими какашками и чаем.


От нее – независимостью, сигаретами и вином.


Ему нравилось.


Он хотел бы вдыхать этот аромат каждый день. Но она была против. Черт бы ее побрал. Зловещая, роковая. Недоступная.